Феликсу не составило труда промолчать. Не потому, что он ожидал подобного откровения, а он действительно его ожидал, а потому, что почувствовал, что любое его слово сейчас неуместно. Сейчас говорила ведьма.
– Семь минут клинической смерти. И нет – я не помню, было ли со мной хоть что-то в эти минуты, и было ли хоть что-то со мной. Была ли я? Был ли кто рядом? У меня нет осознанных воспоминаний или чёткой картинки. В эти семь минут у меня не было пяти привычных чувств – только шестое. Я ощущала происходящее. Не видела, не слышала, не касалась, не чувствовала вкуса или запаха. Я ощущала. Я ощущала свой страх, и он мне казался жалким. Я ощущала свою боль, и не понимала, как такая ерунда могла меня убить. Я ощущала свою жизнь сожалением, что она оказалась короткой. Сожаление стало единственным ощущением моей жизни, и когда я его ощутила – стала ощущать печаль. А потом я ощутила тихую фразу: «Не сейчас…» и очнулась.
– Не сейчас… – очень тихо повторил Вербин.
– А как было с вами?
– Мне позволили попрощаться, – ответил Феликс. – Я был этого лишён.
– Как благородно с её стороны.
– Возможно, её об этом попросили, – вдруг сказал Вербин, припомнив встречу на Байкале. – Попросил тот, кому Смерть не смогла отказать.
И прежде, чем Нарцисс произнесла следующую фразу, тряхнул головой. С удивлением увидев, что они всё ещё стоят перед самой известной и самой простой маской венецианского карнавала. Маской смерти. Маской, под которой можно спрятаться от Смерти.
Сколько времени длился их разговор? И был ли он?
Действительно был?
– Может, кофе? – спросила ведьма.
– Пожалуй.
Они вернулись в чёрно-белую гостиную, Мария подала кофе, а когда она вышла, Нарцисс задала вопрос:
– Вы говорили с Дилярой?
– Только по телефону.
– Этого должно было хватить.
– Пожалуй, да. Представление о маме Наиля я составил. Кроме того, мне помогли знакомые Виктории.
– И каким получилось представление? – поинтересовалась ведьма.
– Есть основания предполагать, что наши мнения о Диляре или совпадают, или очень близки, – дипломатично произнёс Феликс.
Нарцисс мягко улыбнулась, показав, что оценила ответ Вербина, отпила кофе и рассказала:
– В отличие от вас, Феликс, я никогда не общалась с Дилярой, даже по телефону. Я знаю о ней только со слов Вики, причём, поверьте, Вика использовала нейтральные выражения и определения, но то, что я узнала, не позволяет мне думать о Диляре хорошо. И даже нейтрально.
– Вы эмоциональны, Изольда.
– Сегодня я ведьма, а не врач.
– Ведьма тоже может быть хладнокровной.
– Девочку убили, – вздохнула Нарцисс. – Девочку двадцати двух лет. Я понимаю, что вы… Поймите правильно, Феликс, вы не чёрствый, у вас такая работа. Если вы будете пускать в душу каждую жертву, то очень скоро от вас останется лишь циничная оболочка. Я не знаю, как вы справляетесь… мне страшно даже думать о том, как с этим можно справиться, но я не считаю вас чёрствым, ни в коем случае не считаю. Такая у вас работа. А для меня подобное впервые: убили девочку, которую я успела хорошо узнать, и я не могу оставаться хладнокровной.
Нарцисс замолчала, и они с Вербиным несколько секунд смотрели на разлившийся по столику кофе – во время монолога ведьма расплескала всё, что было в чашке. Потом Нарцисс позвала домработницу, та привела столик в порядок и сварила ещё кофе. Всё это время Вербин и ведьма молчали. И продолжили по прежнему сигналу: когда Мария покинула комнату.
– В прошлый раз вы считали, что Виктория покончила с собой.
– Разве сейчас я сказала что-то другое?
– Вы сказали, что Викторию убили.
– А с чего, по-вашему, у Вики начались видения? – неожиданно жёстко поинтересовалась ведьма. – Наиль бросил девочку, причём бросил хамски, злобно, как настоящий подонок. Устроил ей отвратительную сцену, во время которой оскорблял рыдающую Вику и упивался её горем. У неё случился срыв, после которого начались видения. Я знаю закон, по закону Наиль не виноват, но это он убил девочку.
– Но…
– В плохой час Вика встретила Наиля. Не в добрый. Все её беды – от этого семейства.
Хоть ведьма и перебила полицейского, сделала она это громким, но уже ровным голосом – Нарцисс постепенно успокоилась.
– Полагаю, Диляра рассуждает точно так же, – пробормотал Вербин для того, чтобы увидеть реакцию на столь неожиданное заявление.
– Вы на чьей стороне? – машинально спросила ведьма.
– На стороне закона.
– Не жертвы?
– Закона, – чуть жёстче повторил Феликс. – И поэтому не стану обвинять Диляру или Наиля до тех пор, пока у меня не будет достаточно оснований.
Несколько мгновений Нарцисс молчала, затем криво улыбнулась:
– Извините.
– Ничего страшного. – Вербин вернулся к прежнему тону. – Я обязан оценивать и анализировать все детали, и если станет ясно, что Диляра и её ребёнок непричастны к смерти Виктории, я не стану их преследовать, несмотря на моё к ним отношение.
– Отношение всё-таки есть, – протянула Нарцисс.
– Я не железный, – буркнул Феликс. – Но я не имею права смешивать личное отношение с официальным расследованием. Это недопустимо.
– Вы абсолютно правы, – помолчав, согласилась ведьма. – И я постараюсь впредь вести себя хладнокровнее.