Оказывается, с мужчиной рядом одновременно можно ощущать как безопасность, так и страх.
— Давид уже вмешался в дела Волгограда. Наши люди нанесли Эмину удар, а в ответ он положил всех наших людей. За исключением одного, с которым Шах отправил нам письмо. Знаешь, каким образом? Письмо находилось в зубах снесенной головы одного из наших людей.
— Зачем ты все это мне говоришь? — качаю головой безумно.
— Чтобы ты понимала: Эмин начал войну. А там, где война, там и опасность. Но я тебя защитил. Ты станешь частью моей семьи.
Хорошо. Стану так стану. Черт с тобой, Басманов.
Только что это значило?
Должно быть, скоро он познакомит меня со своими родителями?
Заявит о серьезности наших отношений в СМИ?
И, быть может, через год он планирует сделать мне предложение…
Только вот мне и моему ребенку… точнее нашему ребенку не место в криминальном мире.
Ох!
У меня будет ребенок… боже.
Что же мне делать? У кого попросить совета?
Наберусь ли я смелости сказать об этом Рустаму?
А вдруг, когда враги Рустама узнают о наследнике, они захотят воспользоваться этой слабостью?
Я резко закрыла глаза. Мне стало нехорошо, и слабость смешалась с головокружением. Я полностью легла на грудь Рустаму, позволив себе минутную слабость.
Надо ведь сходить к врачу, Полина. Если зачатие было после первой близости в конце апреля, а сейчас первое июня…
Боже!
Наберись смелости, Полина. Скажи ему!
Давай, сейчас…
— Конфета, сейчас я задам тебе один вопрос.
От вкрадчивого шепота возле уха я замираю в ежовых рукавицах, боясь пошевелиться.
— И ты подумай хорошенько, прежде чем мне ответить… — добивает Рустам.
Молчу, кусая израненные губы.
Мамочки…
— Ты ничего не хочешь мне сказать, родная?
Глава 23
— Ты ничего не хочешь мне сказать, родная?
— Я? — хриплю в ответ.
— Да. Или ты замерзла? Чего задрожала? — его шепот разбудил меня.
— Н-нет, не замерзла.
— Вернемся в каюту?
Качаю головой и прошу Рустама остаться. Не хочу в каюту, там мысли тяжелые становятся. Здесь их волны качают, кислородом голову насыщают…
В общем, к моменту, когда солнце зашло за горизонт, я построила свои идеальные планы на жизнь, и мне было все равно, если планы Рустама были иными.
Я не хотела быть Дианой. Я другая, я имею право на выбор. Я никакой не ключ и не атрибут…
Правда, я еще не решила, как сказать Рустаму о беременности, но совершенно точно я знала, что я и Диана — это разные люди. Пусть она будет атрибутом власти, а я свободным от войны человеком.
Пальцы Рустама обвили мои руки, неосознанно уводя меня от потайных мыслей.
— Повторим фигуру Джека и Розы?
Я улыбаюсь, и послушно развожу руки в стороны. Настоящий Титаник… и высоко здесь было, в носу судна, и также страшно. Ветер бросается к телу, обволакивая нас свободой и желанием жить. Мы повторяем легендарный фрагмент из любимого многими фильма.
Боже, как красиво и волнительно в то же время…
В этот момент мне так захотелось набраться смелости и сказать Рустаму, что у него появилось уязвленное место в этой их войне… хотелось сказать о том, что я, возможно, беременна.
Только больно было вспоминать, как тогда, на воздушном шаре Рустам назвал своего ребенка уязвленным местом. Своего будущего ребенка.
Интересно, какой уже срок? Месяц точно, но убедилась в этом я только вчера. Так ведь обычно и происходит? К месяцу начинает тошнить, голова кружиться, цикл сбиваться… Тогда и появляется первая мысль о беременности.
Если сказать о беременности сейчас — есть шанс, что он не будет сильно ругать меня. Я ведь и сама вчера узнала. Вот только что Басманов скажет на это? А вдруг он запретит рожать? Господи, я ведь совершенно не знаю этого мужчину.
Но если затянуть, то это приведет его в бешенство. Однозначно. Рустам подумает, что я скрывала нарочно, что не хотела ему говорить. А если сам узнает…
Тогда быть беде.
— Ну-ка посмотри на меня… — велит Рустам.
И я слушаюсь дьявола. Смотрю в его бездонные глаза, а мысли лихорадочно крутятся в голове, сбивая с толку.
— И все-таки я спрошу еще раз: ты ничего не хочешь мне сказать?
Вкрадчивый шепот заставляет мое сердце биться чаще. Ноги стали ватными, и от неожиданности я присела, почти упала на колени. Рустам — следом.
Его глаза напряженно впились в мои. Не выдержав напряжения, я отвела взгляд и постаралась успокоиться.
— Рустам, я… я действительно должна тебе кое-что сказать.
А если за борт выбросит? Или убьет? Что в принципе равнозначно…
Или, наоборот, приласкает? Обрадуется или разозлится? Какой ты, Рустам?!
Вот, к чему приводят спонтанные отношения. Я совсем не знаю реакцию мужчины на эту новость.
— В чем дело?
Басманов подбирается, не выпуская меня из рук. А у меня язык прилип к небу и будто занемел. Прохладный ветер еще бьет в лицо, и тогда я просовываю руку в карман.
Эта вещь определенно упростит ситуацию.
— Не тяни. Говори, родная, — велит Рустам, — тебе плохо?
— Я сейчас… Я покажу тебе, — сбиваюсь на шепот.
Рустам кивает и молча ждет. Лицо его напряженное от того, что мое — совсем бледное. От страха бледное.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Я не отвечаю, выуживая из кармана заветную вещь. И улыбаюсь робко, показывая Рустаму кулак.