Девочка по имени Зверёк

– Не торопись. Если мы не успеем договорить здесь, ты всегда можешь зайти побеседовать ко мне домой. Я часто принимаю по утрам… – Сципион ободряюще кивнул, поощряя своего молодого собеседника.

– Спасибо, я не буду торопиться!

– А я уточню – уж очень быстро ты говорил! – твой первый вопрос был о судьбе? Ты хочешь знать, верю ли я в судьбу?

– Да, – кивнул Марк. – А еще – как узнать свою судьбу?

– Ты начал быстро, с наиболее сложного и с самого, как я догадываюсь, для тебя важного. Сразу видно, промедления не в твоей натуре!

Марк с сокрушением вздохнул.

– Ничего-ничего. – Сципион снова доброжелательно улыбнулся: – Это не всегда плохо. А в судьбу я верю. Но расскажи-ка мне в двух словах о себе.

Марк, стараясь не отвлекаться на пустяки, с удовольствием рассказал, кем были его предки, кто и при каких обстоятельствах усыновил его, как любит учиться новому и кто его друзья.

– Один из них, Гай, мне как брат. Можно сказать, он меня вырастил. Второй – Валерий, с ним мы с детства дружны. Он здесь, мы пришли вместе.

– Ты слышишь, Лелий, – обернулся Сципион к своему другу, – у этого юноши тоже есть друг Гай!

Гай Лелий приветственно поднял чашу с вином, а Сципион спросил Марка:

– А чем ты любишь заниматься?

– О, наверное, ничего особенного: книги, прогулки, беседы с друзьями, уединение в лесу и у Тибра. Море люблю. Я никогда не путешествовал, если не считать Сицилии, но, думаю, я бы полюбил путешествия.

– Это замечательно. А из дурного?

– Из дурного? – Марку было что ответить, но уж очень не хотелось, и он замялся.

– Помочь? Подружки, вино, кости…

– Кости. Но я уже дал себе слово, никогда больше не играть!

– Сдержишь? Вижу, что да. У тебя хватит сил. А чего не любишь?

– Как римлянину мне стыдно сознаться, цензор, но я скажу: политику и войну. Мне даже на Форуме бывать… трудно.

Сципион, как ни странно, кивнул ободряюще:

– Признаюсь и я тебе, Марк: я сам в молодости практически не появлялся на Форуме. Да-да!

– И еще, – Марк подумал, что без упоминаний о поэзии все же не обойтись, и принудил себя добавить: – Я иногда пишу стихи. Это, верно, тоже следует отнести к недостаткам?

Тут в беседу со смехом вступил поэт Люцилий:

– Если твоя поэзия дурна, твое увлечение, безусловно – порок! Тогда бросай ее незамедлительно!

– Я не смею судить о ней сам.

– Прочти нам, если тебя не затруднит, что-нибудь на свое усмотрение.

Собравшись с духом, не размышляя и не выбирая, Марк прочел пару од и несколько эпиграмм – может быть, не самое лучшее. Но ни Сципион, ни Люцилий, к вящей радости Марка, порицания не высказали.

– В общем, неплохо! – заметил Люцилий. – В некоторых местах несколько растянуто, немного подражания Теренцию, – в этот момент он заговорщицки улыбнулся Публию Сципиону и Лелию, – а в общем, слог твердый, и недурная, я бы даже сказал изящная, латынь! Как ты находишь, Публий?

– Согласен. Замечу, однако, – он обратился к Марку, – что, по моему мнению, поэзия – обычное занятие юношеских лет, в противном случае – это судьба, дело всей жизни. Здесь нельзя ошибиться и остановиться надо вовремя. Как Теренций. – Сципион на мгновение обернулся и вернул заговорщицкий взгляд Люцилию. Потом снова заговорил с Марком: – Помнишь, что сказал Аристофан? «Комедийное дело не шутка, а труд!» Отнесу это ко всей поэзии. Не думаю, что это твоя судьба, Марк.

– А как Вы полагаете, – с трепетом приступил Марк с новым вопросом, – можно ли испытать судьбу с помощью гаданий? Ответит ли она? Стоики в это верят свято. И все же я сомневаюсь: можно ли прикоснуться с помощью особых приемов к предначертанному Высшим Промыслом?

– Можно ли испытать судьбу в гаданиях? Думаю, да, но при условии, что и «особые приемы» дарованы Свыше.

– Твой отец, Сципион, был авгуром! Поэтому твоя вера естественна, – строго вставил грек Панетий.

– Конечно. Но ведь мне и самому неприятен религиозный скептицизм! – спокойно парировал Сципион. – Вот и мой друг, Га й Лелий, разделяет и веру предков, и убеждения стоиков в том, что судьбу можно узнать с помощью мантики, науки о гаданиях.

Панетий, убежденный стоик, сдержанно и с едва заметной обидой проговорил, неожиданно обращаясь к Марку:

– Я должен заметить, что не могу назвать моих римских друзей истинными стоиками!

– Вот как… – От такой прямоты Марк растерялся.

Гай Лелий добродушно и примирительно проговорил:

– Да мы и ораторствуем по сравнению с греками неважно!

«И это говорит тот, – восхитился Марк, – чьи речи служили нам в школе лучшим образцом ораторского искусства!»

– Но изучать твою, Панетий, науку, – продолжал Лелий, – было чрезвычайно увлекательно и полезно. Кроме прочего, это отточило наш негибкий римский ум и сделало легким изучение и прочих важных предметов.

– «Прочих важных предметов»! – воскликнул Панетий. – Хорошо, что ты не сказал «более важных, чем стоицизм или философия»!

– Неужто тебе так дорога философия? Дороже всего на свете?! – Голос смешливого Люцилия был совсем не серьезен.

Но Панетий предпочел не заметить шутки:

– Дороже всего. У философии великое предначертание. Разве не так, Публий?