Девочка по имени Зверёк

«Битва» казалась законченной, и следовало разобраться с жертвой и третьим разбойником, все это время пребывавшем в неподвижности. Но не успел Тэдзуми повернуться к распластанному на земле путнику, как последний из бездельников вдруг «ожил», но не кинулся спасаться, а тоже полез на Тэдзуми со своей дубиной. Совершенно машинально Тэдзуми отразил удар и, конечно, убил бы этого болвана, если б в последний миг не был остановлен очередной горячей мольбой избитого путника: «Не убивай!»

Что за ерунда?! Рука Тэдзуми не то чтобы дрогнула, но как бы не довела до конца свое движение и приостановила меч. Лишь его кончик остро скользнул по плечу противника. Ткань грязной одежды тут же лопнула, и в прорехе заалела глубокая рана. Негодяй, с криком зажав свое кровоточащее плечо, ринулся прочь. Тэдзуми присел перед пострадавшим, но тут же снова вскочил, застонав от ярости:

– Опять ты!!! Впору не убирать меч в ножны, а покончить заодно и с тобой! Может, тогда ты перестанешь попадаться у меня на пути?

Он явно горячился и сам осознавал это, но еще не остыл после потасовки и из-за внезапности встречи напрочь лишился учтивости.

Францисканец обессиленно развел руками:

– Обстоятельства складываются таким образом…

– Обстоятельства! – перебил Тэдзуми. – Каждый раз, бросая в воду камень, попадаю точно в центр круга!

– На что вы…

– Лучше уж теперь «ты»: мы, припоминаю, познакомились близко!

– Да-да, спасибо. Так на что ты намекаешь?

– Что тут намекать? Просто цитирую. – Тэдзуми вдруг совершенно успокоился. И не просто успокоился, а даже развеселился. – Это Кун Фу Цзы!

– А, великий Конфуций!

– Как, как ты его назвал?

– Конфуций – так произносят в Европе. Я понял: мои собственные действия или даже сама моя персона порождают эти обстоятельства.

Тэдзуми пожал плечами и стал вытирать меч о траву. Было ясно, что до деревни ему уже не добраться. Да и незачем, настрой внезапно иссяк. Точнее – пропал, как только Тэдзуми узнал францисканца.

– Я даже не спрашиваю, Руис-сан, как ты здесь оказался! Наверняка на то были особые причины. Твой бог ведет тебя по весьма причудливому пути. Сейчас меня гораздо больше интересует другое: зачем здесь оказался я сам?

– Вероятно, для того, чтобы спасти мою жалкую, никчемную жизнь, – смущенно улыбнулся священник. – Я очень тебе благодарен!

– Это было нетрудно, – отмахнулся Тэдзуми. – Но я подумал сейчас вот о чем: мне пришли на ум слова моего отца о вашей вере.

Францисканец заинтересованно взглянул на Тэдзуми и даже хотел было привстать, но, видно, его все-таки сильно изранили, потому что тут же охнул и тяжело осел на землю.

– Я осмотрю тебя, Руис-сан, – предложил Тэдзуми. – Думаю, они тебя здорово отходили своими дубинами.

Он присел рядом и стал осматривать пострадавшего. Аккуратно и старательно, но особо не церемонясь, прощупал его голову, спину и ребра (европеец поохивал, но терпел) – все было цело, о чем Тэдзуми и объявил. Но ушибы все же были сильны, требовался отдых, да и ссадины надо было обязательно перевязать.

Францисканец понурился:

– Я причиняю тебе столько хлопот!

– Да, много, – безжалостно подтвердил Тэдзуми. – Кстати, что ты там бормотал мне под руку, когда я разгонял тех паршивцев? Что-то вроде «Не убивай»? Или мне померещилось?

– Я просил за них, за их жизнь!

– Чем тебе так дорога их жизнь? Я имел право их убить!

– Жизни их принадлежат не нам, а Богу. Одна из десяти самых важных христианских заповедей гласит: не убивай!

– Никого? Никогда?

– Именно. К тому же у них не было оружия.

– Если я не могу воспользоваться мечом, зачем носить его при себе? А если не носить, как же мне оставаться в этом случае самураем? Ношение меча – самурайская привилегия!

Францисканец неожиданно улыбнулся:

– Насколько мне известно, а я провел немало лет на этой земле, настоящий мастер меча с легкостью побеждает, не лишая противника жизни. Мне, как христианину, приятно было узнать, что многие великие фехтовальщики одерживали верх, не убивая. И самураи высоко чтили их за мастерство. Да и учение Будды настаивает на уважении и охранении любой жизни!

– Что-то я не припомню, что великий Будда говорил о негодяях, покушающихся на мою жизнь, – буркнул Тэдзуми. – Вот что, – деловито решил он, развязывая свой плащ, – переночуем мы вместе, не оставлять же тебя одного в этой глуши. Я разведу костер, найдется и перекусить. – Он бодро хлопнул рукой по дорожной сумке-хоро. – Думаю, что отец одобрил бы мои намерения. И еще думаю, что пришло время: ты мне расскажешь обо всем, я имею ввиду ваши заповеди и законы, поподробнее. А то даже неудобно перед Небом, что сводит нас уже в третий раз!

* * *

Тэдзуми был на шаг от того, чтобы поверить священнику-христианину. Отчего? По какой таинственной причине? Для самого Тэдзуми это было малопонятно, почти необъяснимо. Но дело тут было не в том, что францисканец говорил ясно и убедительно, точно и ярко подбирая слова (для европейца он очень хорошо говорил по-японски). Тэдзуми слыхал речи и повдохновеннее. И не в том было дело, что падре Луис оказался не так прост, как казался с первого взгляда. Встречал Тэдзуми людей и позагадочнее.