Девочка на шаре

Он расплатился, вышел на улицу и как можно медленнее, сдерживая себя, чтобы не бежать и не оглядываться, пошел в сторону Калужской заставы. Сейчас он придет в монтажную и — есть ли Викентий, нет ли его — начнет работать. И все сразу встанет на свои места — пытался он уговаривать себя, но не очень получалось. По коридорам студии он шел, глядя поверх голов, благо его рост это позволял, делая вид, что никого не замечает. Еще один пролет… поворот… другой… Ну слава богу, наконец монтажная. Он уткнулся взглядом в дверь и остолбенел. Огромный амбарный замок болтался в металлических скобках. Он пощупал замок, взвесил его на руке, тупо подергал дверь. Еще раз подергал, сильнее. Рванул на себя. Замок издевательски качал железной башкой и скалился скважиной. Почти бегом Эйсбар устремился в контору управляющего. Теперь он несся действительно ни на кого не глядя, никого не замечая. В конторе, не спрашивая, сразу прошел в кабинет управляющего, краем глаза заметив, как в секретарской барышня за пишущей машинкой испуганно вскочила, и краем уха услышав, как она пискнула. Управляющий — кругленький пожилой человечек, исполняющий при владельце студии чисто технические функции — при виде Эйсбара тоже испуганно вскочил и почему-то забежал за свое кресло. Эйсбару даже показалось, что он не прочь присесть на корточки, чтобы спрятаться за спинкой кресла.

— Что это значит? Какого черта! — начал Эйсбар.

Управляющий мелко-мелко замахал на него ладошками, потом молитвенно сложил их и прижал к лицу.

— Ничего не знаю! Ничего не знаю! Велено! Обращайтесь в инстанции! Я ни в чем не виноват!

— В какие инстанции!

— Ничего не знаю! Велено!

Эйсбар вдруг почувствовал смертельную усталость. Сгорбившись, он медленно вышел из кабинета управляющего. Барышня все так же испуганно жалась к стене. Он подошел к ней, грубо схватил за подбородок, поднял ее искаженную страхом мордашку вверх, подержал, подержал и отпустил. На улице бесилось солнце. Воробьи брызгали по вчерашним лужам. Он брел к Якиманке. В голове словно завис густой туман. Мысли были отрывочными, кислыми. «Чужая игра… — вяло думал он. — Чужая игра… Но что за игра? Чья? Почему я? Если бы понять! Незаметно пробраться домой… Деньги… Паспорт…» Вот его переулок. Подворотня. Никого нет. Место нелюдное, он бы заметил, если бы кто-то ждал его. Но как добраться до ателье? Там-то как раз и могут ждать. Он осторожно заглянул в подъезд. Косые лучи солнца, падающие из высокого окна, насквозь просвечивали все три лестничных пролета. Никого. Он поднялся. Дверь ателье распахнута настежь. Он сделал шаг. Что-то хрустнуло под каблуком. Он наклонился, поднял осколки чашки и только тогда посмотрел вокруг. В ателье царил хаос. Мебель перевернута. Бумаги, книги, фотографии валяются на полу. Посуда разбита. Шкаф выпотрошен. Подушки пускают в воздух последние перья. Даже зола из камина вывалена на пол. Огромный дубовый хозяйский буфет, который Эйсбар, въезжая, хотел выкинуть, да так и не смог сдвинуть с места, опрокинут и разбит вдребезги. «А я еще хотел с ними драться рамочками от фотографий!» — усмехнулся Эйсбар и вдруг захохотал в голос. Он хохотал и хохотал и никак не мог остановиться, а руки уже шарили в выемке за камином, где он хранил наличные и документы. Лишь ощутив в руках тяжесть пачки с деньгами, он остановился. Надо же, все на месте. Хорошо спрятал. Впрочем, обыск произведен довольно поверхностно — сейчас он заметил это. Письменный стол перевернут, ящики выдернуты и опрастаны, а единственный запертый так и не вскрыт. «Хотели попугать? Но зачем?» — думал Эйсбар, рассовывая по карманам деньги и пряча за пазуху паспорт.

Он быстро сбежал вниз, но, выходя из подворотни, помедлил на границе света и тени. Ему показалось на мгновение, что свет проявит его, как фильмовую пленку. Вот жил человек-негатив. Шел в толпе никому не известный, никем не замечаемый. Но сейчас он проявится, высветится, и на белом полотне звенящего летнего кадра всем на обозрение застынет его крупный план. Он долго колебался, прежде чем шагнуть на тротуар. От соседней подворотни к нему медленно подползло авто. Дверца распахнулась, наружу высунулась рука, ухватила его за рукав и рывком втащила в машину.

— Отдай пистолет, Серж! — раздался голос Александриди.

— Какой пистолет? Ты бредишь? — Эйсбар пытался перевести дух, ненавидя себя за испуг и взмокшие дрожащие руки.

— Не морочь мне голову! Тот, что вчера вывалился у меня в этом чертовом кинотеатре. Ты его подобрал, больше некому. Ну! Давай! — Жоренька тянул руку.

— Зачем тебе пистолет, Жорж? — спросил Эйсбар, окончательно пришедший в себя.

— Пистолет мне очень нужен, — серьезная мина сползла с лица Жореньки, он ухмыльнулся и снова стал похож на сатира. — Пойду кокну Долгорукого. Обещал, гад, что арестов не будет, а вон как обернулось.

— Долгорукий! — вскричал Эйсбар. — Так все-таки он! Но зачем?

— Конечно, он! — захохотал Александриди. — А ты думал кто? Клялся в преданности «Черному солнцу». Пленочки Георгадзе совал.

— Пленочки?