Девочка на шаре

Он сразу нашел черную лестницу и спустился по ней вниз. Долго шел подвальными коридорами, выбрался из кинотеатра с другой стороны улицы, нырнул еще в один двор. Погони не было, но противно было от того, что он уже начал играть чужую роль, влез в чужой костюм, подставил лицо чужому гриму и вот теперь запутывает чужие следы. Спасли бы титры! Перескакивая через лужу, он оступился, поднял фонтан брызг и подумал: «Если бы сейчас по темному переулку светловолосой колонной прошел титр „Конец фильмы“, то все бы и закончилось». Но — не его счастье. Так или иначе — кто же поставляет материалы «Защиты…»? Неужели Викентий? Завербован деятелями «Черного солнца»? Ведь только он знал, что этот эпизод проявлен и вставлен в фильм. Собственно, он сам его и смонтировал. Никто пленок, кроме него, в руках не держал. Нет, непохоже на него. Или — напрочь проигрался и готов продать все, что угодно? Схоронил обрезки пленки и торгует ими?

Он вышел к Арбату и вдруг понял, что находится поблизости от того дома, где живет младенец. Почему бы не провести там ночь? Аресты для виду — хорошая формулировка. Браво, Жоренька! А если — нет? Он поднялся на второй этаж и позвонил. Испуганная няня впустила его — так поздно он еще не приходил. Молча, минуя комнату младенца, он прошел в заднюю комнату, бросился не раздеваясь в кресло и провалился в сон. Спал словно умер, словно камнем упал на дно реки. Сон был тяжелый, вязкий и прервался внезапно — кто-то вытащил его на поверхность. Няня трясла его за плечо. В окно било солнце. Няня что-то говорила ему на своем ломаном английском. Он с трудом понял, что горничной еще нет, а няне надо выйти.

— Десять минут, десять минут, — свистела она.

Он кивнул. Хлопнула входная дверь, и он остался один в квартире. Не один — с «существом», как он по-прежнему называл ребенка. Из соседней комнаты доносилось сопенье, повизгиванье, вскрики. Он вошел в комнату. Шторы были задернуты, и в комнате царил полумрак. С некоторой опаской Эйсбар подошел к кроватке, взглянул на существо и — на мгновение ему показалось, что на него смотрит… он сам. Только что, проходя мимо зеркала, он видел свое отражение. И вот… Во взрослом взгляде существа (в полутьме было не очень видно, что один глаз — карий, а другой — зеленый, но Эйсбар знал это) были тревога и раздражение. «Существо» смотрело на него из фланелевых пеленок пристально, не отрываясь, не мигая. Хлопнула дверь — вернулась няня. Обнаружив Эйсбара рядом с кроваткой, она снова засвистела-залопотала. Эйсбар разбирал что-то о том, что ребенок показывает чудеса выживаемости, карабкается по своей крохотной жизни, как обезьянка по лиане, хватается лапкой за ветки, не дает себе упасть в бездну. Эйсбар слушал и не слушал. «Ему надо дать имя», — думал он.

В ресторации неподалеку он спросил крепкий кофе, калачи и газеты. Первым делом развернул «Ведомости». Газета солидная. Ерунду писать не будет. Ну да, конечно. На второй полосе: «ПРЕСТУПНЫЙ КИНОСЕАНС». «В синематеке на окраине Москвы… в очередной раз… группа экстремистски настроенной молодежи… присутствовали экс-звезда синематографа г-н Александриди и печально известный автор…» Ага, он уже «печально известный»! Так, далее. «Наша доблестная жандармерия… приняты оперативные меры… арестовано более двух десятков человек… в Матросской Тишине… г-ну Александриди и г-ну Эйсбару удалось скрыться…» Ай да Жоренька! Ай да любезный друг! «Аресты для виду»! К чертовой матери для виду! Но что это означает — «удалось скрыться»? На него тоже объявлена охота? И куда, позвольте поинтересоваться, деваться? Он крупными глотками пил кофе и лихорадочно думал. Глупости! Какие глупости! Если бы его хотели арестовать, давно сделали бы это. Он ни от кого не скрывается, сидит спокойно в ресторации, пьет кофе, жует калачи. Нет, у него паранойя, не иначе!