- И мне! Покажите и мне мушку! Где мушка? - подбегая, кричал Жени.
- Вот, Жени, гляди! Влезай на табурет. Вот какая, с крылышками! Он ее поймает в паутину, Лева?
- Да, непременно. Вон, видишь, все это идет паутина, вокруг, сеткой! - объяснял, бойко размахивая карандашом, Лева.
Сетка вышла удивительная, огромная, из толстой черной паутины, - никакой мухе не вырваться из нее. Лева в последний раз послюнил карандаш, провел последнюю толстую черную черту и закрутил ее винтом вокруг мухи.
- Теперь кончено, поймана! Сейчас паук подползет и убьет ее.
- Ах она бедная муха!
- Бедная мушка! Я ее люблю, - объявил Жени.
- Лева, ты теперь про муху нам расскажи, - просила Люба.
- Ишь какая! Нарисовал - так мало, еще расскажи.
- Конечно, расскажи. Про паука рассказывал ведь.
- Ну и будет с тебя.
- А я хочу про муху послушать. Расскажи, Лева... Ну ты расскажи, Коля.
- Я не знаю, - отказался Коля.
- Ну Лида. Лида знает. Ах да, ведь Лида про Муху Горюху знает, - вспомнила вдруг Люба и обрадовалась. - Вот чудесно! Расскажи, Лида! Расскажи, - просила, ласкаясь и приставая, Люба.
Лиде совсем не хотелось рассказывать.
- Право, не хочется...
- Ну пожалуйста! - умоляла Люба.
- Да я позабыла, совсем позабыла. Даже как начинается, позабыла.
- Неправда, неправда, все врешь! Все знаешь. Ну хорошо, я тебе, пожалуй, начало-то припомню. Ну, "ехал мужик"...
- Ехал мужик... - повторила Лида.
- И потерял рукавицу...
- И потерял рукавицу...
- Ах, Лида! Да что же ты? Ты уж теперь дальше сама рассказывай. - Люба вышла из терпения. - Ну, "мужик поехал"...
- Поехал... - повторила Лида; но, видно, сказка не шла ей на ум. - Коля! Тетя непременно хочет на Воробьевы горы поехать? - беспокойно спросила она Колю.
- Да, Лида. Тетя папе давеча говорила. А что ты? Тебе разве не хочется?
- Ах, Коля, мне так не хочется! Лучше в какое-нибудь другое место, лучше опять в Кунцево.
- Ну вот еще, опять туда! Это скучно. И Зиночка с Петей на Воробьевы горы поедут, а в Кунцево во второй раз ни за что не поедут. Я тоже не хочу в Кунцево. А ты, Лева? - спросил Коля.
- А мне все равно, - отвечал Лева.
- А ты, Люба?
- Я лучше на Воробьевы горы.
- И я! И я лучше на Воробьевы горы, - вставил свое словцо Жени.
- Ну вот видишь, нас сколько, все на Воробьевы горы. А тебя не поймешь, прежде сама ведь хотела.
Да, прежде! А теперь Коля и представить себе не мог, как не хотелось Лиде ехать. Зиночку пригласили - значит, и Луиза Карловна поедет, и Петя.
- Ну, Лида, дальше, - снова приставала со своей сказкой Люба, - сказывай дальше. Ну, "мужик проехал, увидала рукавицу Муха Горюха..." Ну, Лида!
Но Лида наотрез отказалась. Люба расстроилась, а Мухе Горюхе так и не пришлось горевать в этот вечер.
ГлаваXXI
Тетя всегда исполняла свои обещания. Еще в Москве, перед отъездом на дачу, пообещала она детям съездить на Воробьевы горы и теперь решила отправиться туда в первый же ясный день.
Ясные дни наступили, последние летние теплые денечки. Дети слышали, как с вечера папа приказывал Дмитрию заказать в городе шестиместную коляску. Аннушка напекла ватрушек, пампушек; запасли по грибы корзинки и пригласили Зиночку с Петей. Жаль только, что папе нельзя было ехать. С августа начались у папы занятия в городе; он часто уезжал из дома и редко бывал с детьми.
Лева вздумал было упрямиться: вдруг не захотел ехать. Насилу его уговорили. Он неохотно уселся в коляску подле Матрены с Жени, рядышком с Колей. На переднем месте сидели тетя, Лида и Люба. Жука некуда было взять; тетя ни за что не позволила посадить его в ноги. Бедный Жук лаял, бегал вокруг коляски; Аксюша увела его в комнаты, а Лева совсем нахмурился и даже не захотел поиграть с Жени.
- Бедный Жучок! Не взяли Жучка, - приговаривала Люба.
- Ничего, он дома нас подождет, - заметил Коля.
- Ишь ты, какой добрый! А если тебя бы дома оставили?
- Я - другое дело. Я ведь не Жучок.
- А я Жучок, я Жучок! - вдруг объявил Жени. - Лева, я Жучок!
Но Лева не обращал никакого внимания.
- Я Жучок, я буду лаять. Гав, гав! - залаял Жени.
- Полно, батюшка! Нешто можно так? - унимала Матрена. - Жучок - собачка.
- Я тоже собачка.
Жени не на шутку вообразил себя собачкой: вставал на четвереньки, ерзал на коленях у Матрены и Левы и лаял на всю коляску.
- Довольно, перестань, Жени! - заметила тетя.
Жени как будто и не слышал.
- Слышишь, Жени? Сейчас садись смирно!
- Я Жучок, я собачка! - И Жени залаял еще громче прежнего.
- Ну, я вижу, он в самом деле не умнее собачки. Нечего ему, значит, с нами сидеть. Пусть сидит где все собачки сидят. Пусти его, Матрена! - строго приказала тетя.
Матрена спустила Жени с колен, но он не унимался. Тетя притянула его к себе, покрыла своей черной шалью. Жени уже не было весело, он уже охрип кричать, а все-таки хорохорился, высовывал из-под черной шали раскрасневшееся лицо и лаял, и кричал, что он собачка Жучок.
Тете так-таки и пришлось ехать с Жучком.
"Ведь экий клятой! Видно, в сестрицу пошел", - заметила про себя Матрена.
Тетя подумала то же самое, но пожалела сказать Лиде: так смирно сидела в своей новой шляпке девочка, сложив на коленях руки в перчатках.