Девочка Лида

- Ну рассказывайте еще! - сердито прикрикнула на нее Матрена. - Надевайте поскорей чистые блузки да фартуки новые возьмите, - там в шкафу висят.

Но Лида отказалась наотрез и принялась уговаривать Любочку:

- Люба! Ведь без тети мы бы не стали переодеваться, ведь так бы остались? Значит, и при тете не нужно. Ведь это значит тетю обманывать. Я не хочу, я не стану переодеваться. Я не хочу тетю обманывать!

Все это было бы, пожалуй, верно, если бы Лидино платье не нуждалось в перемене независимо от тетиного приезда. Короткая ситцевая юбочка была сильно помята, оборка в нескольких местах оторвалась, а белый фартук смахивал на пыльную тряпку.

- Погубить меня, видно, хочешь, - начала, переходя от сердитого к жалобному тону, Матрена. - Хочешь показать тетеньке, что вот, мол, не смотрит няня за нами, в грязи, мол, нас водит.

Лида принялась с жаром уверять, что совсем она этого не хочет показать, что она...

Но тут Любочка увидала через стеклянную дверь папу и громко всем объявила об этом. Лида замолчала на полуслове. Матрена отошла в сторону.

Дверь отворилась. В комнату вошел папа, а за ним приехавшая высокая гостья - тетя Екатерина Петровна.

- Вот это мой мальчуган - первый номер, а это - номер второй, - говорил папа, представляя Колю и Жени. - А это - девчурки. - И он подвел к тете Лиду и Любу.

Катерина Петровна нагнулась и поцеловала в лоб трех старших детей; Жени же она подняла с полу и расцеловала в обе пухлые щечки.

Тетя была худощавая нарядная, с тонкою талией, такая высокая, чуть ли не с папу ростом. Большие глаза смотрели серьезно из-под темных бровей, а маленький рот, показалось Лиде, как будто совсем не умел улыбаться.

- Которая же старшая? Я так давно не видела, забыла совсем. Да неужели же Любочка переросла Лиду? - спросила тихим, необыкновенно ровным голосом тетя.

Голос ее не понравился Лиде.

- Переросла, давно переросла, - отвечал папа. - А Лида у нас вовсе не растет, так и остается малышкой, маленькой обезьянкой.

Папа выдвинул Лиду вперед и поставил посередине комнаты, как раз напротив тети.

Лиде вдруг сделалось ужасно неловко. Она вспомнила свой разговор с мамой и покраснела до ушей. Тетя так пристально смотрела на нее серьезными темными глазами, точно хотела по лицу отгадать, о чем она думала. Лиде захотелось убежать куда-нибудь, спрятаться, а папа как раз взял ее за руку и притянул еще ближе.

- Как вы находите, на кого она похожа? - спросил он тетю.

- Не знаю, право, - отвечала тетя, еще пристальней поглядев на девочку. - На мать не похожа, на вас тоже нет.

- На вас, на тетю похожа. Вы вглядитесь только - портрет.

Катерина Петровна смерила глазами маленькую худенькую фигурку, стоявшую перед ней, покачала головой и ничего не ответила, но Лида вспыхнула пуще прежнего. Ей показалось, что тетя недовольна таким сравнением. Она взглянула на свое замазанное, измятое платье, на свои красные, немытые руки и на тетин длинный шлейф и ее отличные перчатки, и ей стало досадно, зачем она не принарядилась, как приказывала Матрена. Она уже забыла о своей похвальной правдивости и думала только, что, будь она понарядней, тетя, может быть, и не смерила бы ее таким недовольным взглядом.

Лида вырвала свою руку из папиной и убежала в угол, к окну.

Тетя не долго просидела на этот раз в детской, к удовольствию Матрены и Лиды. Она скоро поднялась со своего кресла, обошла комнату, беглым взглядом окинула в ней все предметы, мимоходом провела пальцем по пыльному зеркалу, потрепала по щечке Жени и вышла.

Долго в этот вечер не могла Матрена угомонить своих питомцев. Все ее возгласы: "Тише, дети! Да замолчите ли вы? Спать пора!" - не привели ни к чему. Разговорам не было конца. Едва лишь утомленная приказаниями и упрашиваниями опускала она на подушку голову, как с трех подушек в трех кроватках подымались три головы и начинались новые споры и беседы.

- И ты можешь говорить, что она тебе нравится! - говорила Лида, сдерживая по возможности голос и с гримасой боли прижимая левой рукой правую, которую только что ушибла о железную спинку кровати, размахивая руками во время разговора.

- Да чем же она дурна? - старательным шепотом спрашивала Любочка, с любопытством подняв голову над подушкою. - У нее какое платье отличное!

- Так разве я тебе про платье говорю? Ты послушай только, какой у нее голос.

- Ну какой?

- Такой ровный-ровный, ужасно гадкий! А еще, мне кажется, она злая.

- Почему?

- Так. Она никогда не смеется, не улыбнется даже. Заметила ты, Люба?

- Да, это правда. Только, ты помнишь, мама нам говорила, что она была больна очень. Может быть, у нее и теперь что-нибудь болит, оттого она и не смеется.

- Ну, могла бы улыбнуться хоть разик.

- А какие у нее часы славные - чудо! Золотые, большие, будто у мужчины.

Коля был очень рад, когда мама купила ему подтяжки, как у папы, как у мужчины. Он вообще любил все мужское.

- Все-таки я рада, что она приехала, - сказала Любочка. - Теперь все пойдет хорошо.