Девочка, Которая Выжила

– Мою маму? – Нара откусила корму своему кораблику, и тут уж Аглая не могла не заметить, что подруга откусывает один и тот же кусок уже в четвертый раз. – Не видела. Потому что никакая мама не приезжала и вся моя смерть была только на сайте института и во «ВКонтактике».

– А что вы будете делать на Мальте?

Фома опять открыл печную дверцу, постучал кочергой по углям. По его багровым щекам пробегали оранжевые всполохи. Разве он уже не закрыл печку?

– Теперь можно, – он встал и потянулся к вьюшкам.

Аглая подумала: «Это ведь не сон, нет?» Взяла в ладони лицо Нары и поцеловала. Нара была не сон.

– Дизайн-бюро, – Нара высвободилась из рук Аглаи, отхлебнула чаю и взяла кусочек торта, который представлял собой нетронутым правильным каре выстроенную флотилию. – Мы откроем в Пальме дизайн-бюро. Уже открыли.

Тут Аглая вспомнила, что столица Мальты называется не Пальма, а Валетта. И деньги там – евро, а раньше были лиры. Это ведь не сон?

– Первое время в Макдаке будем работать, а потом откроем свой. – Нара щебетала, как случалось с нею только в редкие минуты совсем уже счастья. Так дизайн-бюро или кафе?

– Что свой? – Аглая почувствовала в горле что-то вроде горькой икоты.

Фома опять открыл печную дверцу, постучал кочергой по углям. По его багровым щекам пробегали оранжевые всполохи. В третий раз!

– Теперь можно, – он встал и потянулся к вьюшкам.

– Свой Макдак, – улыбнулась Нара.

Это ведь не сон?

– Ты ведь не сон? – крикнула Аглая подруге.

И проснулась. Нашарила телефон под подушкой. Времени было 04:20 утра.

В телефоне было сообщение от Рыжей Глаши: «Макс пробил твоего Фому по биллингам. Фома не был там во время убийства. Был на Маяковке. В яблочной мастерской. Там подтверждают. Так что алиби. Спи спокойно, дорогой товарищ».

Рыжей Глаше Аглая написала «Спасибо». И еще написала отцу: «Пап, мне только что приснилось, что Нара жива и что они с Фомой уезжают жить на Мальту. Я там во сне очень за них радовалась, а теперь прям плачу, что это сон». Через секунду пришел ответ: «Бедный мой малыш». Еще через секунду: «Ты как? Хочешь, я приеду?» Аглая ответила: «Нет, спсб, я норм, просто поделиться с тобой». Легла и закрыла глаза, немножко надеясь опять попасть в тот сон, где Нара жива и уезжает с Фомой на Мальту.

Глава 16

Было 04:20 утра. Елисей написал дочери два сообщения и больше не смог уснуть. Он боялся. Но теперь уже не за дочь: в этот день часа через четыре ему предстояла операция – должны были разрезать глаз и вставить искусственный хрусталик вместо его собственного, пораженного катарактой. Бр-р-р! Разрезать глаз! Елисей поморщился и отправился на кухню жарить яичницу, потому что одинокому человеку ничего не остается перед лицом страха, как только готовить что-нибудь и есть. Выпить было нельзя. Кто ж тебя возьмет на операцию пьяным? Готовить и есть.

Елисей нарезал тонкими кружочками треть лука-порея, разогрел сковороду, бросил в нее лук, полил оливковым маслом и захотел жениться. Люди не для того ведь женятся, чтобы заняться сексом. Для секса жениться не нужно. Люди женятся ради обещания друг другу: «Я буду с тобой, когда ты станешь старым и когда тебе разрежут глаз. Всем будет наплевать на тебя, а мне будет не наплевать, пока смерть не разлучит нас». Он достал из холодильника три ломтика бекона, бросил в сковороду к луку. Бекон зашипел. Люди ведь женятся не ради совместного ведения хозяйства. Ради хозяйства жениться не обязательно. Важно обещать друг другу: «В пятом часу утра, любовь моя, в тот день, когда тебе разрежут глаз, я пожарю яичницу, как ты любишь, с беконом и луком-пореем. И во все прочие дни смятения и страха буду жарить тебе яичницу с беконом и луком-пореем, пока смерть не разлучит нас». Елисей разбил в сковороду яйцо, кинул в тостер кусок хлеба и поставил на плиту кофейник. «Ибо в смутные годы, любимый, в годы, когда мы будем жарить на завтрак только одно яйцо и довольствоваться только одним куском хлеба, я буду рядом с тобой, буду целовать тебя в ухо. Особенно во дни, когда тебе станут резать глаз».

Шепча эти слова за приготовлением яичницы, Елисей не имел в виду ни свою бывшую жену, ни одну из своих теперешних подружек, ни вообще какую-либо конкретную женщину. Просто ему страшно было идти резать глаз. Он выложил яичницу в тарелку. Раскрыл компьютер и включил лекцию музыковеда Ляли Кандауровой о Бетховене, двухсотпятидесятилетие которого как раз праздновалось. Елисей часто скрашивал ее лекциями свое одиночество. Потому что Ляля Кандаурова была молодая женщина, потому что говорила про классическую музыку понятно, потому что плохо одевалась, и это особенно трогало Елисея. «Ибо небо может упасть на землю и реки могут потечь вспять, любимый, но не бойся – всякий день, когда тебе станут резать глаз, я буду рядом, рассказывать тебе про Бетховена, Брукнера или Малера».