Девочка, Которая Выжила

Меньше чем через час Аглая подошла к дверям старого цирка. У дверей толпились дети с сахарной ватой, шариками и свистульками «тещин язык» – только что закончилось утреннее представление. Аглая подошла к билетеру и спросила Рыжую Глашу. Еще через минуту билетер вел Аглаю по цирковому закулисью, мимо стальных ящиков со старыми костюмами, мимо грубо размалеванных кусков старых декораций, мимо слепого человека, который сидел в полумраке и не глядя штопал видавший виды фрак, – на тренировочную арену. Арена была маленькая. По кругу галопом шла серая в яблоках лошадь, а в седле пыталась удержаться, стоя на голове, рыжая девушка невероятно атлетического телосложения.

Она поминутно падала. Еще в падении кричала лошади: «Галоп!», чтобы лошадь не прекращала движения, а едва коснувшись опилок ногами, лопатками или как уж там приходилось упасть, вскакивала и на скаку взлетала в седло. И все сначала – голова на вольтижировочном седле, ноги в балетных пуантах вытянуты в струнку вверх, руки раскинуты в стороны, пара кругов галопа, падение, окрик… И все сначала. Аглая смотрела на это как завороженная. Наконец, проскакав стоя на голове пять кругов без падений, рыжая девушка спешилась и подошла к Аглае.

– Это ты мне писала час назад? – спросила она, стряхивая с потного лица опилки.

– Я, мне надо научиться летать на трапеции для одного там перформанса… проекта…

Рыжая посмотрела на Аглаю оценивающе:

– Что у тебя случилось?

– Ничего, – Аглая смутилась и опустила глаза.

Рыжая пожала плечами:

– А выглядит так, как будто у тебя умер кто-то близкий.

Аглая вспыхнула:

– Да, откуда вы знаете?

– У меня бабушка цыганка, – Рыжая улыбнулась и обняла Аглаю крепкой, мокрой от пота и шершавой от опилок рукой.

Это объятие понравилось Аглае больше, чем утешительные объятия отца, матери и психолога Брешко-Брешковского.

В это же время следователь Максим Печекладов лежал дома на диване и читал наконец капитана Чарльза Джонсона. Тоня и другие эксперты-криминалисты в выходные работать наотрез отказывались, если только не заставляло начальство. Максим вынужденно бездействовал и погружался в историю тройственного любовного союза Мэри Рид, Энн Бонни и капитана Джека Рэкхема, в результате которого Мэри и Энн почти одновременно забеременели, не смогли бежать достаточно быстро, чтобы спастись от гвардейцев губернатора Ямайки, и умерли в тюрьме то ли родами, то ли предательски заколотые.

Весь понедельник Максим провел в суде – продлевал у судьи Кулагиной содержание под стражей убийцы и растлителя. У того был ловкий адвокат, он делал ставку на затягивание времени и даже симулировал в зале суда сердечный приступ – вот и провозились весь день. Вечером Максим успел только допросить вахтера Института современных искусств Ивана Копылова. Тот показал, что дверь гостиной на момент гибели студентки Линары Тунгуновой была заперта. А больше ничего не показал, но и эти показания утвердили Максима в мысли, что перед ним не самоубийство.

Во вторник истекли трое суток с момента смерти студентки. Проверку по факту доведения до самоубийства пришлось продлевать с трех дней до десяти.

В среду Максим писал объебон по делу Мособлводоканала – незаконное взимание штрафов с владельцев элитной недвижимости на Новорижском шоссе – и еще занимался ходатайством о детализации телефонных звонков одного сумасшедшего скрипача, которого было основание подозревать в хакерских атаках на коммерческие банки.

В четверг – истребование детализации, ходатайства, постановления.

В пятницу – постановления, ходатайства, наконец дописал объебон. Получил от начальства за объебон втык. Пошел переписывать.

В субботу открылась выставка благоуханных гладиолусов. Владимир Михайлович Бурцев, цветовод и ветеран силовых структур, обнимал Максима, пускал слезу, говорил: «Спасибо, сынок» – и целый день не давал работать.

И следующая неделя примерно такая же. И послеследующая. К концу третьей недели после гибели Линары Тунгуновой пришли наконец результаты экспертиз, но ничего не прояснили.

Гематома на левом виске Тунгуновой была иррадирующая. Значит, не кто-то ударил Линару в левый висок, чтобы выбросить из окна, а она сама правой стороной головы так сильно ударилась оземь, что сосуды полопались и на левом виске тоже. Грязь под ногтями оказалась не краской, ободранной с подоконника, а шерстью, довольно дорогой пряжей, которую многие компании использовали для изготовления свитеров сегмента «премиум». Что это значит? Боролась, хватала преступника за серый свитер, прежде чем убийца выбросил ее из окна? Или пыталась остановить любовника, который уходил от нее в сером свитере? Не остановила и бросилась из окна? Или… Максим проверил, нет ли среди вещей погибшей девушки серого свитера, – нет, не было.

Телефон и сим-карта, зарегистрированная на имя Линары Хакимовны Тунгуновой, существовали. Максим написал ходатайство об истребовании и истребовал в компании «Мегафон» биллинги. Утром в день смерти Линары карта по биллингу определялась в районе Хитровки. А после обеда исчезла.

И телефон исчез.