Девочка, которая всегда смеялась последней

– Не можем, Дима, не можем! Как папа написал, так и будет. Я этого момента тридцать три года ждала.

Славик после оглашения воли отвел адвоката в сторонку. Сын покойного не то чтобы бедствовал, миллион не являлся для него уж такой невозможной суммой, но дело было в принципе вообще и принципиальной жадности в частности.

– Игорь Сергеевич, я вот думаю…

– Вячеслав Маркович, извините, что перебиваю, я знаю, о чем вы думаете. Вы хотите предложить мне взятку за то, чтобы не хоронить папу, как он просил, и ради этого готовы продать мне коллекцию за полцены.

– Откуда вы знаете?.. – Славик даже смутился. Он хотел отдать картины за 70 %, но мысленно сейчас согласился на 50 %.

– Точнее, вы хотели отдать за 70 %, а сейчас удивились, промолчали и согласны на 50 %, так ведь?

Славик понял, что перед ним Архитектор из «Матрицы», и не стал юлить.

– Да. Вы что, мысли читаете?

– Нет, мысли читал ваш отец, причем ваши будущие мысли. Это он мне сказал, как все будет – слово в слово, цифра в цифру. Он вас очень хорошо знал.

Славик разозлился.

– А хотите, я теперь прочту ваши мысли?

– Сделайте такую милость.

Игорь Сергеевич был предельно вежлив и напоминал Чеширского кота, но с окровавленной бензопилой, спрятанной в кустах. Именно таким должен быть настоящий адвокат. Даже дьявола, а тем более Марка Иосифовича Корна. Славик пилу почувствовал. Запах крови и металла. Вкус крови и металла. Внутри Славика стало как-то зыбко. Он улыбнулся, точнее, скривился. Предельно четкое ощущение реальности несколько раз спасало Славику большие деньги и один раз жизнь. Спорить он раздумал.

– Вы меня пошлете подальше с любыми предложениями? Я же правильно понимаю?

– Удивительная проницательность. И кстати, если вы десять лет будете смотреть на прекрасную живопись, душа станет светлее.

– Моя или художника?

– Моя. Меня чужие души не очень волнуют, в основном тела, как живые, так и мертвые.

Славик-не-говори-неправду слышал хорошо, особенно подтексты.

– Игорь Сергеевич, когда я буду писать завещание, я приглашу вас.

– Разумеется, пригласите. Но очень надеюсь, что вы меня переживете. Да, дарить картины вы тоже не имеете права, формально они в собственности моего фонда, там к завещанию небольшое допсоглашение. И будем считать, что мы с вами тоже согласились. Вы же понимаете, что все хитрые идеи, которые придут в вашу голову, давно уже пришли в мою, и воля вашего батюшки будет выполнена любой ценой. Уверен, вы знаете значение слова «любой» в контексте Меня и Цены.

Славик хмуро подтвердил кивком.

– Тогда вы свободны. Пока. Шучу. Рад был вновь увидеться.

Неожиданный поклонник Кончаловского вернулся в общую комнату. Сестра спросила не без злорадства.

– Послал тебя? Влип, мой хороший?

Славик автоматически ответил:

– Да не то слово. Еще эту мазню ни продать, ни передарить никому нельзя.

– Славик, ты хоть в «Википедии» про Кончаловского прочти! Но это же не просто дорогой художник! Это легенда!

– Может, махнемся на цацки? Устроишь легендарный музей, я буду за 200 рублей приходить всей семьей каждые выходные.

– Ага, а ты прабабкины бриллианты своим курицам подаришь?

– Маруся, ты меня знаешь, я никому ничего никогда не дарю. Могу дать подержать. Все деньги Люде, она заслужила.

– Знаю. Ты безупречный муж. Это меня всегда изумляло. Вот ответь мне, почему они все с тобой спят бесплатно? – злорадство сменилось на обиду.

– А не с кем больше в этой стране. Она проклята. Мне кажется, сюда души самых безбашенных распутниц на перевоспитание отправляют, дают красивое тело и ноль мужиков нормальных. Так как насчет обмена?

– Никак, Славик. Жду приглашения на похороны, не экономь уж. Я приду в бриллиантах. Если надо помочь реально, дай знать…

Маша улыбнулась висками и добавила:

– Я откажу тебе с особым цинизмом.

А дальше для Славика начался «бразильский карнавал» с организацией кремирования через океан, поиском концов на Троекуровском (тут помогли папины связи в мире физики твердого тела), переговорами с актером, приглашением гостей, ну и, наконец, доставкой урны в Россию к нужной дате. Надо сказать, даже друг отца по Академии наук спросил Славика, а не хочет ли он прах оставить в Америке, а здесь просто устроить поминки. Москва всех приводит к общему знаменателю.

Славик на секунду задумался, но вспомнил про кота с бензопилой.

– Нет, это как-то не по-божески – волю отца не выполнить.

– Брось ты, Славик, папа был материалистом. Он тебя оттуда не накажет.

– Он и отсюда нормально справляется. – Славик поежился, – Не могу, Борис Дмитриевич… совестно.

– Сентиментальный ты стал. Что тоже хорошо. Ладно. Кладбище устроим. Недешево, но великому человеку – великие траты.

– Я не то чтобы великий. – Славик в кои-то веки сказал правду.

– Я про отца. Твое время еще придет. Да не грусти ты так. К счастью, отцы один раз умирают.

Славик задумался о словах бывшего научного сотрудника, ставшего нынешним королем ряда редких металлов, но тот его самокопания прервал: