Девочка, хочешь сниматься в кино?

Когда мама вернулась с войны, Вере было четыре года и она жила у тети Иры. Она совсем забыла про маму, когда в дом, опираясь на палку, вошла чужая женщина, похожая на солдата. Она прижала Веру к колючей шинели. Вера вырвалась, заплакала и побежала к тете Ире искать защиты. Она так и не подошла к женщине-солдату.

Но когда мама, сломленная усталостью, прилегла на диван и уснула, маленькая Вера опасливо приблизилась к ней и стала разглядывать спящую. Она коснулась ладонью коротко подстриженных волос, погладила грубую мужскую рубашку с завязочками на груди. Вдруг мама стала тихо плакать. Тихо всхлипывая, она плакала во сне. Наверное, ей приснилось что-то страшное. Маленькая Вера растерялась, не могла взять в толк, что делать. Потом она села рядом и стала нашептывать: «Не бойся, я с тобой. Не плачь…» Голос девочки проникал в глубины сна, и незнакомая мама перестала всхлипывать, затихла. Маленькая Вера почувствовала усталость. Прислонила голову к подушке и накрылась шинелью.

Шинель покалывала щеку, как сухая травинка, и от нее пахло перегретым на солнце сеном. От этого тепла в сердце девочки неожиданно оттаял, забился серебряный родник дочерней любви, и она крепко прижалась к плечу матери. И так они спали, закрывшись одной шинелью.

Вагон качнуло. Поезд медленно пополз на свое рабочее место. Вера очнулась и посмотрела в окно. Ей показалось, что она возвращается в родной город после долгого отсутствия.

Перед тем как уехать со съемки, Карелин подозвал Вику.

— Завтра к десяти часам привези на студию Брусничкину, — сказал он.

— Брусничкину? Зачем?

— Это уж мое дело. Ты привези.

— Но ведь Инга талант, личность. Такие девочки на улице не валяются.

Вика пылала. Как будто речь сейчас шла не о посторонней девочке, а о ее близком человеке, которого она любила, верила в него.

— С ней что-то происходит… Но это пройдет. Вот увидите, пройдет… — убеждала она режиссера.

— Посмотрим, — сухо сказал Карелин. — А Брусничкину ты завтра привези.

И он ушел.

Вика стояла одна на перроне, который постепенно из съемочной площадки превращался в настоящий вокзал. Появились пассажиры, носильщики покатили свои тележки. Подали настоящий поезд. А Вика стояла посреди этого людского водоворота, и ей казалось, что идет съемка, большая, бесконечная съемка, а Инги нет.

9

В тот же день Вика очутилась перед двухэтажным зданием с вывеской «Ветеринарная лечебница».

Она решительно открыла двери и вошла внутрь.

Здесь в коридоре сидели люди с больными животными. Собаки лежали на полу у ног, кошки выглядывали из сумок, ежи сухо шуршали в корзинках. Какой-то старичок держал на коленях клетку с огромным попугаем. Попугай тревожно посматривал по сторонам, и из его тесного горла вырывалось одно-единственное слово: «Табак!»

Вика прошла по коридору и неуверенно остановилась перед дверью с табличкой: «Ветврач Орлов». Дверь отворилась, и оттуда вышла девочка с огромным котом. Она прижимала кота к себе, а лапа у него была забинтована.

— Я с киностудии, — сказала Вика ожидающим и решительно вошла в дверь.

Очередь тихо заворчала.

— Есть такие собачки… карликовые пинчеры, — сказала одна старушка своей соседке. — Такую собачку можно пронести в кармане… С киностудии!

Но Вика уже не слышала этих пересудов, она очутилась в кабинете, где пахло какими-то лекарствами, а доктор сидел, склонясь над столом, и что-то записывал в тетрадь.

Вика остановилась. Доктор не заметил ее появления. Тогда она тихо кашлянула. Потом сказала:

— Здравствуйте!

— Да, да, — не переставая писать, произнес доктор. — Что у вас? Собака?

— Нет у меня собаки, — сказала Вика.

— Кошка?

— У меня ничего нет. Я с киностудии…

При слове «киностудия» доктор перестал писать и оглянулся.

Он снял очки и внимательно посмотрел на Вику. Он узнал ее.

— Здравствуйте. Что-нибудь случилось?

Он встал с места и медвежьей походкой подошел к Вике.

— Что-нибудь с Ингой?

— Нет, нет, все в порядке, — поспешила его успокоить Вика. — Так, не ладится немного.

— Не ладится… Ей, наверно, не под силу роль. Ведь она никогда не играла.

— Да ваша Инга — талант! — воскликнула Вика. — Она прогремит. Я понимаю в кинематографе. Но мне необходимо поговорить с Ингиной мамой.

— С мамой?.. — Ингин папа изменился в лице. — С мамой нельзя поговорить. Был свежий асфальт, а самосвал мчался сломя голову. Для самосвала «скорая помощь» как скорлупка…

Папа не сказал о гибели мамы, но Вика все поняла. Она опустилась на белый стул и как бы вся съежилась, потускнела.

— Как скорлупка, — произнесла она одними губами. — А как же Инга?

— Я теперь у нее и за папу и за маму… Режиссер недоволен Ингой? Я-то думал, кино ей поможет, отвлечет…

— Кино ей поможет! — полная решимости, сказала Вика. — И Вера вовсе не плохая. Но ведь она не знала, что мамы нет… Никто не знал. — Вика больше ни о чем не расспрашивала папу, она поднялась со стула и сказала: — Извините. Я пойду. А то вас ждут кошки.

— Меня всегда ждут кошки, — тихо произнес папа и долго закуривал сигарету.

— Вы только Инге ни слова, что я приходила, — сказала Вика.

Дверь отворилась, и в кабинет просунулась большая голова дога.