Волот подошел вплотную. Ноздри капканных дел мастера уловили мощный дух псины, исходящий от этого существа; он поднял взгляд — и посмотрел ему прямо в глаза. Этот миг герцог Квендиго запомнил на всю свою жизнь.
…Они были волчьими, а не человеческими — прозрачный янтарь обрамлял бездонную глубину зрачка; и сам взгляд — на миллионы лет старше человеческой расы. Волот смотрел сквозь него, как сквозь воду… Исполинская фигура нагнулась. Невероятных размеров рука с толстыми, растрескавшимися сучками ногтей потрепала серебристый мех на волчьей холке.
— Зверко! — затрепетал в глотке голос, более похожий на рык. — Хороший мой, зверко!
— Кто ты?! — хрипло выдохнул капканщик.
Существо выпрямилось.
— Волковарио! — прогрохотало над головой Атаназиуса. — Я — Волковарио! Куда путь держишь?
— На восток… То есть… Туда, — Атаназиус махнул рукой в сторону горячих ключей.
— Ищешь хр-рам? — то ли вопросительно, то ли утвердительно рыкнул Волковарио. Капканщик кивнул.
— Палом… Ник! — Слова давались волоту с трудом; видно, он давным-давно ни с кем не разговаривал. — Ты… Паломник!
— Паломник… — на всякий случай подтвердил Атаназиус.
Волот наморщил лоб. Лицо его, почти человеческое, было отмечено печатью неуловимого уродства; что-то чувственное и одновременно звериное скрывалось в этих чертах — может быть, из-за глаз…
— Давно не бывало… Паломника! — проворчало существо. — Последние много-много лет назад… Тр-р-ролле!
— Что?!! — Атаназиус аж задохнулся. — Ты знаешь о братьях Тролле?!! Ты… Ты доведешь нас туда, где были они?!
Волковарио нагнулся к самому лицу капканщика и несколько мгновений внимательно изучал его, потом оскалился в жутковатой улыбке.
— А пр-роведу! — зарокотал он. — Звер-рки! Подь! Подь сюда, зверки!
Хищники тут же окружили волота, но не так, как это сделали бы собаки — скорее признавая его вожаком, чем хозяином.
— Вер-ревку! Веревку давай! — потребовал Волковарио. — Зверки помчат… Зверки!
Не веря своим ушам, Атаназиус полез в фургон. Ремней и веревок у них хватало; Волковарио же управился со своими «зверками» невероятно быстро — можно подумать, он только и делал, что запрягал их в сани. «Впрочем, откуда я знаю, — подумал капканщик, — может, так оно и есть…» В упряжке оказались шесть огромных зверей; остальные тыкались мордами в тела мертвецов, ворочая их… Да они же кормятся! — сообразил вдруг Атаназиус, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке. Волковарио закончил дело и бесцеремонно влез под брезент, заняв добрую треть свободного пространства; остро чувствуя свою беспомощность, капканщик последовал за ним. Кларисса сидела меж ящиков, сжавшись в комочек, — лишь глаза испуганно поблескивали под капюшоном. Волот, казалось, не обратил на девочку никакого внимания; он подхватил первый попавшийся мешок, уселся на него и рыкнул:
— Звер-рки мои! Впер-ред, зверки мои!
Сани рванулись с места так неожиданно, что капканщик опрокинулся на спину. В этот Волковарио обернулся, нашел взглядом Клариссу… И подмигнул ей.
Как быстро бегут волки?
Как быстро бегут полярные волки по свежему снегу? Как быстро несутся сани, запряженные шестерной упряжкой чудовищ, каждое из которых в холке достает до плеча взрослому человеку?
Взрывая сугробы, закручивая поземку вслед за полозьями, опасно кренясь на косогорах… Мелькали черные стволы деревьев; лунный серп летел сквозь облака. Капканщик не знал, сколько времени продолжалась безумная скачка, он потерял ощущение реальности происходящего. Волковарио время от времени порыкивал, направляя бег своих рысаков; но те, похоже, сами знали, куда им следует держать путь, — и не ведали усталости. В конце концов Атаназиус задремал, а потом и вовсе забылся глубоким сном. Бояться теперь было некого, кроме их провожатого — а тут уж он ничего не мог сделать ради своей безопасности.
Пробуждение было внезапным. Кругом висела мертвая тишина. Сани стояли. Волковарио исчез, будто дурной сон. Капканщик испуганно оглянулся, теплый комок у него под боком сонно зашевелился от резкого движения.
— Ты здесь! — с бесконечным облегчением выдохнул Атаназиус. Заботливо укутав Клариссу одеялом, он осторожно выглянул из-под брезента. Они были в лесу; месяц светил так ярко, что от древесных стволов по снегу протянулись глубокие длинные тени. Внезапно неподалеку послышался волчий вой — короткий, улюлюкающий; а спустя несколько мгновений тишину разорвал пронзительный, тут же захлебнувшийся визг. Кларисса вздрогнула и покрепче прижалась к отцу.
— Ничего, дочка, ничего… Это зверье лесное охотится, — прошептал капканщик.
У самого борта фургончика вдруг послышалось тяжелое дыхание, поскуливание, взрыкивание; синевато-серебристые тени скользили меж деревьев, валялись в снегу, играли друг с другом… Из-за кустов выступила исполинская фигура. Волковарио раскинул руки, поднял косматую голову к небу… И завыл. Сперва отозвался один волк, потом еще несколько — и вот уже вся стая, задрав морды, выводила жутковатую и прекрасную в своей первозданной дикости песнь.