Девочка из черного мрамора

– Вот чудеса! – Женщина уже поднялась на этаж и встала рядом. – Что-то зачастили к нему… А вы зачем?

– Нужно поговорить, – прерывая неловкое молчание, ответил Артем.

– Ну, раз поговорить… – протянула женщина. – Только он вам вряд ли что-то скажет. Зря приехали…

– Почему? – удивилась Тамара.

Женщина опустила взгляд, вздохнула и наконец ответила:

– Если очень хотите, попробуйте. У него звонок не работает, нужно стучать. Громко.

Она повернулась к своей квартире, с хрустом повернула ключ в замке и скрылась за дверью вместе с пакетами. Тамара посмотрела на Артема. Он пожал плечами и забарабанил в дверь. Через минуту полной тишины в глубине квартиры родилось движение, и к двери медленно приблизились шаги.

– Кто? – Тамара удивилась, услышав скрипучий старческий голос. По ее подсчетам, Копаеву должно было быть слегка за пятьдесят: если верить курьеру и его тете, в Моршанский благотворительный интернат он пришел совсем молодым, свежевыпустившимся учителем. – Владислав Семенович, мы от Татьяны Николаевны, пришли поговорить, – крикнула она, приблизив губы к двери.

– От Татьяны Николаевны?

– Да, вы вместе работали, она дала нам ваш адрес…

Копаев замолчал, но Тамара была почти уверена, что слышит его рваное дыхание. Наконец в квартире что-то зашуршало, щелкнул замок. Дверь качнулась внутрь, и поначалу Тамаре даже показалось, что за порогом нет ничего, кроме темноты. Но через мгновение глаза различили мужчину: сгорбленного, с седыми волосами, настолько грязными, что на них противно было смотреть. Мужчина был одет в старые спортивные штаны с темными растянутыми коленками и клетчатую рубашку не первой свежести. Одежда висела на его худом теле мешком.

– Владислав Семенович? Можно войти? – пропищала растерянная Тамара.

Хозяин бросил на нее пустой затуманенный взгляд, повернулся спиной и, ничего не говоря, зашаркал вглубь квартиры. Тамара посмотрела на Артема большими испуганными глазами. Она уже злилась на себя за то, что постоянно ищет у него поддержки. Подумать только! У кого – у Самбурова! Но так часто бывает: если рядом оказывается кто-то более решительный и на вид более сильный, хочется сразу же довериться ему, переложить на него всю ответственность и выдохнуть наконец, разминая уставшие плечи. А Тамара так устала за последние недели разбираться со всем в одиночку, что ей это было жизненно необходимо. Артем заметно побледнел, но старался не подавать виду, что напуган, и осторожно прикрыл за ними дверь. Тамара заметила, что он оставил тонкую щелочку, словно хотел сохранить пути к отступлению.

Она втянула носом воздух: здесь пахло старостью, протухшей едой и непроветренными захламленными комнатами. Обои нужно было переклеить еще лет двадцать назад: на одной стене они вздулись, с другой свисали клоками. И рисунок был какой-то странный: поверх стандартных полосок и цветочков темнели большие бесформенные пятна. Тамара испугалась, что это плесень, и решила не присматриваться. Переступив через вывалившуюся из шкафа груду одежды, Тамара и Артем двинулись за хозяином квартиры. И нашли его в комнатке с задернутыми шторами, такой же пыльной и сумрачной, как и прихожая.

– Владислав Семенович… – Под ногой у Тамары хрустнуло, она осторожно обошла пустую пластиковую бутылку и пообещала себе впредь смотреть под ноги. – Извините, что мы так ворвались. Мы хотели поговорить о школе, в которой вы работали в девяностых. Об интернате…

Тишина, пропитавшая квартиру, словно проглотила ее слова. Копаев сидел в кресле – таком ветхом, что, казалось, оно вот-вот рассыплется, – и даже не повернул к Тамаре головы.

– Владислав Семенович? – Она чуть прибавила громкости, хотя больше всего на свете ей хотелось выбежать отсюда.

Тамара заметила, что по всем стенам, от пола до потолка, развешаны листы бумаги с загнутыми от старости уголками. По потолку расползались темные подтеки.

– Интернат… – прохрипел Копаев. – Да…

Тамара оживилась:

– Вы его помните, да? Можете рассказать нам, что там произошло?

– Произошло, – эхом повторил учитель и снова замолчал.

Артем ткнул Тамару локтем в бок. Она вздрогнула и посмотрела в том направлении, куда он указывал. В углу комнаты стоял мольберт, а рядом низкий столик, заваленный банками, стаканами, бумагой, тряпками. На мольберте был закреплен холст. И в черных размашистых линиях, которые его покрывали, Тамара различила длинные перья, загнутые когти, безумный взгляд на узком бледном лице. Она принялась шарить взглядом по комнате: теперь на рисунках, развешанных повсюду, она увидела то же самое. Менялись ракурсы, позы, стиль. Но на нее отовсюду смотрели одни и те же потемневшие от ярости глаза, отовсюду летели к ней широко распахнутые изломанные крылья, со всех сторон ей в горло хотели впиться частые заостренные зубы. И даже с потолка – теперь Тамара это поняла – глядело уже знакомое лицо. Лицо Ангелики.