Девочка и гора

Яз рискнула обнажить руку и вытащила из-за воротника иглу Стержень-корня. С каждым днем игла давила на нее все сильнее. Она обвязала ее прядью собственных волос и подержала в подвешенном состоянии. Медленно игла нашла свое собственное направление. Яз щелкнула по ней и покатала волосы между большим и указательным пальцами. Стрелка закрутилась, замедлилась и вернулась в то же направление: на восток и чуть севернее.

— Мы могли бы последовать за иглой, — сказала она. — Мы будем двигаться немного назад, и я понятия не имею, достаточно ли близко это место, чтобы мы могли добраться до него раньше, чем... И когда мы туда доберемся, даже если есть путь внутрь, это еще один город подо льдом. Там вполне может не оказаться ничего съедобного.

— Там могут быть грибы. — Турин поднял голову. — Но для тепла и воды тебе понадобятся звезды.

— В каком бы направлении мы ни пошли, все равно есть шанс найти море, — сказала Куина.

Майя поморщилась:

— В общем-то нет.

— Стержень-корень хочет втянуть нас в войну с Сеусом. — Эррис покачал головой, потом поправился — Тебя. Он хочет втянуть в войну тебя. Меня он игнорировал на протяжении поколений. А Сеус опасен. Очень опасен.

— Опаснее, чем голод на льду? — спросил Турин.

— Справедливое замечание. — Эррис поджал губы. — Но у него длинные руки. Я сомневаюсь, что Аргес — его единственный новобранец. Так что у него, вероятно, есть такие ужасы, как Наблюдатель, во всех городах Пропавших.

— Кто-нибудь за продолжение пути на юг? — спросила Яз.

Никто не ответил.

— Тогда завтра мы последуем за иглой. — Это было похоже на поражение, как будто она приняла руководство от кого-то другого, передав ему поиск зеленых земель. Но это нужно было сделать. У них закончилась еда и другого выбора не было.

Ночью беспокойный голодный сон Яз, внезапно прекратился, когда она поняла, что все убежище светится зеленым. Ее глаза широко раскрылись, но прошло несколько мгновений, прежде чем она поняла, на что смотрит. Полупрозрачный лед крыши и стен сиял странным изменчивым светом, зеленым, переходящим от цвета новых листьев к яркому изумруду. Свет шел снаружи. С неба.

— Полярное сияние, — тихо сказал Эррис.

— Драконьи хвосты. — Яз села. Она хотела выйти на улицу, как всегда делала со своими родителями, когда летали драконы. Но это позволит их теплу уйти.

Турин тоже сел, удивление на его лице отразилось в меняющемся свете.

— Я думал, ты шутишь об этом... — Он протянул руку, и большая часть льда над ними стала почти прозрачной, как воздух. Полярное сияние растянулось на полпути по небу, завесы света медленно извивались, как будто миллионы тонн звездной пыли просеивались сквозь трещины в небе.

Они лежали на спине и вместе смотрели. Рядом с ними спали Куина и Майя. Ни один из них не обрадовался бы, если бы его разбудили, чтобы увидеть то, что для них было обычным явлением.

— Если мы не... — вздохнул Турин. — Что ж, я рад, что увидел это. Что бы с нами ни случилось, я рад, что это случилось первым.

— Я никогда не видел его собственными глазами, — сказал Эррис, приблизив голову к Яз. — Появление льда было не единственной переменой, которую я пропустил. Приятно сознавать, что, сколько бы тысяч лет ни прошло, я все еще могу найти что-то новое.

Яз лежала и смотрела, как небесные драконы хлещут хвостами, и в темноте ее пальцы нащупали тепло руки Турина и прохладную силу руки Эрриса. Пальцы переплелись, ладони крепко сжались, а над ними падающие звезды безмолвно проносились по темной бесконечности.

На следующий день они повернули на восток и слегка на север. Усталость давила на них. Без еды в животе Яз начала чувствовать, что она, а не Зокс тащит за собой сани, и что каждый пропущенный прием пищи — это груз железа, добавленный к тому, что нужно тащить по льду. Акт постановки одной ноги перед другой стал задачей, требующей сосредоточенности. Иначе она просто замедляла ход, останавливалась и стояла, наклонившись к ветру, подчиняясь телу, которое требовало, чтобы она ничего не делала.

Ветер обнаружил до сих пор не замеченные щели в ее броне. Ее конечности онемели, сердце похолодело, губы потрескались. Лицо превратилось в маску, которую она носила, а не в плоть, которой владела, и, казалось, если она сделает слишком жесткое выражение, все лицо может разбиться и упасть на землю, оставив ее череп обнаженным для нападения ветра.

Турин ковылял вперед, словно его несло одним лишь усилием воли, а не слабеющими мышцами. Иногда он раскачивался под невероятными углами, прежде чем прийти в себя, и Яз знала, что только лед-работа спасала его от падения, из которого он сам, возможно, никогда не поднимется.

Холод играет злые шутки. В конце концов, когда кровь становится холодной и вяло течет по белой плоти, холод может убедить человека, что он горит. Жертвы сбрасывают меха и умирают полуголыми, покрытыми коркой льда. Холод замораживает твои мысли и они ползают по кругу, не в состоянии изменить направление, не в состоянии справиться с задачей борьбы с новыми идеями.