Девочка Давида

Квартира была уютной, Эмин постарался для нас. Здесь даже балкон был как отдельная комната — красиво обставленная, со вкусом и отделанная исключительно в светлых материалах. И окна панорамные… Я всегда мечтала о таких, когда размышляла о замужестве и своем доме.

Только теперь мне было все равно.

Я вернулась в спальню и достала из шкафа шкатулку. Она была небольшой и самодельной — я сделала ее из подручных средств, когда только переехала в Волгоград. Я тогда закрылась в квартире и покидала ее лишь с Эмином на плановые визиты к Наталье Александровне.

В шкатулке хранилось всего две вещи. Сжав шкатулку в своих пальцах, я вернулась на балкон и открыла бархатную крышку небесно-голубого цвета.

Здесь было кольцо. Перстень Давида.

И смятый клочок бумаги, на котором был нарисован обнаженный мужчина с этим же перстнем на пальце. Я помнила то утро, когда рисовала Давида. Наше последнее утро.

Ненавидеть и хранить память о нем — сумасшествие.

Как и быть беременной от того, кого больше нет.

— Безумие, — усмехнулась в пустоту, поглаживая черный камень.

Двадцать первая таблетка. Самая большая глупость, от которой я не отказалась несмотря на то, что мое сердце может этого не пережить. Хотя Эмин, как и Панина предупреждали меня о последствиях и настаивали на аборте, пока еще было можно.

Эмин никогда не смягчал свою речь: говорил, как думал и делал, как говорил. Он пугал, что я не потяну. Одна с двумя детьми, да еще и в бегах… называл меня глупой и отчаянной. Наверное, я такой и была.

— Решая рожать, ты подписываешь себе смертный приговор. Впрочем, мне все равно. Выберешь смерть — я поддержу, потому что дал тебе свое слово.

Я поблагодарила Эмина, но осталась при своем. Он кивнул и сказал, что решит вопрос с Паниной. Мне было неважно, как он заставит ее принять эти роды. Главное, чтобы она приняла.

Дети мести — стесняясь этой формулировки, я тайно звала их так. Никому о таком не расскажешь, а я просто обрела в них смысл.

— Я потяну, — обещала я себе.

У меня были деньги с проданной недвижимости в Москве. Я продала все сразу, как только Доменик подставил меня, и я стала убийцей Давида. Пришлось отдать подешевле, чтобы успеть прыгнуть в самолет и улететь в Волгоград, но и этих денег хватит, чтобы обеспечить нам с детьми сытую жизнь.

Эмин не знал об этих деньгах и обещал помочь финансово, но я решила, что ничего от него не возьму.

— Ай…

Я скорчилась от секундной боли.

Не знаю, кого это умиляет, но каждый толчок доставлял мне сильный дискомфорт.

Через несколько минут отлегло, и я даже зевнула, пытаясь отделаться от навязчивого ощущения слежки. С этим нужно было что-то делать, но уж точно не звонить Эмину посреди ночи.

У него свои заботы — красавица-жена, дети…

Диана была счастливой.

Ее история точно не была похожа на мою. Иногда я читала о Диане в газетах: муж ее просто боготворил и никому не давал в обиду. Как-то писали, что у нее было много поклонников, но она всегда выбирала Эмина. Любила, наверное…

Перед сном я еще раз посмотрела на перстень.

— Давид так и не рассказал, что ты для него значил, — я усмехнулась, покрутив перстень на пальце.

Мне он был велик.

Но я решила: сыну с возрастом перстень станет как раз. Этот предмет будет памятной вещью от отца.

Перстень и был причиной, почему я сбежала из роддома в квартиру. Я заберу его, вернусь в палату и оставлю рядом с детьми. Эта шкатулка с перстнем и рисунком — возможно, самое ценное, что останется у детей.

Я спрятала шкатулку на место, легла в постель, прикрыла глаза.

А потом раздался посторонний звук. В замочной скважине.

Я подскочила с постели так быстро, как только смогла. Замок пытались вскрыть. Один поворот, второй.

Я едва добралась до шкафа: накинула кардиган поверх сорочки, схватилась за телефон и за оружие. Знаю, что не смогу убить. Я больше не смогу выстрелить.

Но хватаюсь за рукоять, как за последнее спасение.

В коридоре были слышны шаги. Они раздирали душу и заставляли сердце биться чаще. Я почти нажала кнопку вызова, но промахнулась: телефон выпал из рук, и я схватилась за живот с тихим вскриком. По ощущениям толкнулись сразу двое малышей.

Они тоже почувствовали, что это не Эмин.

В полной темноте возник мужской силуэт. Высокий, опасный, сильный. Он сделал шаг вперед, и луна осветила верхнюю треть лица.

— Давид.

Тихий выдох. Полу-стон. Полу-страх.

Нам не спрятаться.

Ни мне.

Ни его детям.

Глава 16

Проходит, кажется, вечность, прежде чем Давид опускается на корточки и забирает себе МОЙ телефон.

На экране, конечно, номер Эмина.

Я не успела сделать вызов, и мой будущий мучитель это понимает: Давид убирает телефон к себе в карман.

— Минус один.

Тихо, с надрывом. Эмин не поможет мне этой ночью.

— Давид, — выдыхаю немногословно, больше мне сказать нечего.

Я готовилась ко всему, но только не ко встрече с отцом моих детей.

Я ведь видела, как его хоронили, но теперь понимаю: это все жестокая игра сильных мира сего.

Сознание даже не изощряется подумать, что это сон.