Девочка Давида

Куда он повезет меня дальше — оставалось тайной.

Я задрала голову высоко, когда он освобождал мое горло. Водолазка была снята, живота коснулась его ладонь.

— Холодно?

— Да…

Холодно.

И страшно.

Но самый ужас был в том, что Давид слышал, как я его боюсь. При каждом моем вдохе дергались руки и звенел металл.

Это было унизительно.

Следом за водолазкой Давид таким же способом снял с меня куртку. Ни одной вещи не пожалел — все в утиль.

— Кто тебя подослал?

Давид закончил с лифчиком одним махом — просто порезал его косточку посередине. Ножницы были остро заточены.

Груди коснулся горячий воздух, это было его дыхание. Давид склонился ниже и поцеловал нежную плоть, будто я все еще оставалась его женщиной.

— Кому ты отдала документы?

Я молчала, едва успевая дышать. Давид оставил мою грудь в покое и стянул с меня джинсы. Они спали вниз вместе с бельем.

В спальне было совсем темно, когда я осталась голой.

Вместе с этим шок накрыл меня с головой — я смотрела на Давида, но не верила, что он жив.

Все, что было после кладбища — стало дурманом, нереальностью.

Из-за мокрых коленей ноги быстро замерзли, но его взгляд… взгляд зверя обещал отогреть меня этой ночью.

И я вдруг поняла: Давид собирается заняться со мной любовью. Сегодня. Сейчас.

Я его застрелила, а он собирается трахать меня.

В низу живота несладко заныло.

— Расскажи мне все, Жасмин.

Давид погладил меня обманчиво ласково, обещая взамен быть нежным в эту ночь.

— Будь хорошей девочкой, и скоро для тебя все закончится.

Я приняла для себя решение, что все это глупый сон.

Что я скоро проснусь, а когда сяду в свою машину и включу радио, то услышу там имя Давида Басманова в списке покинувших этот мир.

Все так и будет, а пока…

Я смотрела в лицо напротив и шептала всякие глупости. Шептала, что на самом деле он мертв. Что у меня галлюцинации. Что я схожу с ума, и Давид не реален.

Я тронула его жесткий подбородок. Щетина тут же кольнула кончик пальца, и я одернула руку.

— Это невозможно.

Эти морщинки на его лице от постылой жизни… за несколько дней они стерлись из моей памяти. Я даже верила, что со временем смогу забыть, сколько их, этих морщинок у него в уголках глаз или возле рта, например.

— Из нас двоих мог выжить только один, — процитировал Давид, — так ты сказала, пока я истекал кровью?

— Я не понимаю… — прошелестела губами.

— Чего ты не понимаешь? — Давид разозлился.

— Как ты смог выжить. Я не понимаю.

— Я расскажу тебе эту забавную историю, когда мы вернемся в Москву.

Давид был зол и еще немного возбужден. Это просто безумие. Он хочет увезти меня обратно? Для чего?

— Здесь мой дом. Я не вернусь в Москву.

— Отныне твой дом там, где я.

Я не сопротивлялась. Сейчас не лучшее время, чтобы перечить мужчине, в которого я стреляла.

Давид стоял близко-близко и напряженно перебирал мои пряди — одну за другой. Позже я поняла, что это был не нежности жест, а обычный обыск. Давид сбросил мою одежду, а теперь искал жучки в моих волосах.

А когда не нашел, то с удовольствием впился в мои губы несладким поцелуем.

Ожесточенно.

Дико.

Жадно.

Как он это умел.

Меня откинуло к стене, и я тихо простонала. Затылок прожгла адская боль, и губы… губы горели огнем.

— Мм…

Давид этим поцелуем будто не наказать меня хотел, а убить. Он вроде и рад прикончить меня, но в то же время Давид нуждался во мне.

В моем теле, в моих ласках… в моей ненависти к нему.

Давид подсел на опасность, которую я излучала для него.

— Жасмин, Жасмин… ты же моя чувственная.

Запах никотина разъедал легкие. Давид много курил, как и в ту ночь, когда мы собирались опоить друг друга вином и заняться любовью еще раз.

Я задыхалась, но поцелуй не прерывала. Напротив: зарылась пальцами в его жесткие волосы и очертила тот самый шрам на его затылке.

Шрам настоящий.

Давид настоящий.

Я боялась в это верить, потому что уже успела измучиться муками совести. Я нахлебалась этим сполна и не представляла, как жить дальше после совершенного деяния.

А теперь Давид берет меня у стены в номере какой-то захудалой гостиницы и обещает устроить ад.

Какой же может быть ад, если он живой, а я не убийца?

Хуже ада совести нет. Наивный…

— Жарко… очень жарко, — я захныкала и, будучи в дурмане, откинула голову назад.

— Скоро, — пообещал он.

Давид пообещал скоро трахнуть меня.

Он спустился к шее и поцеловал каждый сантиметр кожи. Его ладонь неласково легла на левую грудь и помяла ее. Голова закружилась, когда он прижался к моему животу выпуклой ширинкой.

Давид томил меня, мучил, нарочно распалял на страсть и что-то выпрашивал про ту ночь убийства…

Но я была без сил и желала только одного: не изнывать от жажды и получить свою разрядку. Я едва стояла на ногах, когда поняла: это и была его цель. Давид хотел сломить меня, сделать зависимой от порока.

И он это сделал.

В ту московскую ночь Давид слепил из меня идеальную женщину, он показал, от каких ласк можно возбуждаться, но самое страшное то, что он знал все эти ласки.

И пользовался ими в момент моей слабости.

Я простонала ему в губы что-то нечленораздельное, и Давид хрипло, низко рассмеялся. Он считал, что победил, хотя не вытащил из меня ни единой информации.