Девочка Давида

Я замерла, оглушенная им.

Давид тоже. Эмоции сменялись в его глазах с бешеной силой.

Неясность. Неверие. Шок.

Принятие.

И, наконец, боль.

А я не дышала, вдруг вспомнив, что именно Давид стал моим первым мужчиной. Я не могла думать ни о чем другом, кроме этого.

И кроме пятна на его кристально белой рубашке. В томном свете луны оно выделялось так ярко… и расползалось так быстро.

Я отвернулась…

А когда тяжелое тело Давида упало на пол, я содрогнулась.

— Боже.

Я проглотила ком в горле и стала лихорадочно вспоминать, сколько минут после остановки сердца живет головной мозг.

Пять минут. Точно.

Я много читала об этом: сердце перестает работать, а вот мозг еще живет.

Это безумство.

Шестьсот секунд на прокрутку своей жизни… буду ли я в его воспоминаниях? Вспомнит ли Давид меня как свою последнюю женщину в жизни?

Я схватилась за телефон, звонок сняли моментально.

— Надеюсь, у тебя хорошие новости?

— Он мертв, — я тяжело задышала, — ты обещал прислать людей для очистки… здесь мои следы.

— Я все сделаю. Уходи оттуда.

Я оделась, бросила в сумку телефон и позаботилась, чтобы в квартире Давида не осталось моих вещей.

Вино из бокалов вылила в раковину. Не став разбираться, какое из них было с ядом, вымыла с мылом оба. Я стерла с пола остатки пролитого и бережно убрала в сумку ампулу.

Я заботилась о себе на автоматизме. В голове было перекати поле, а внутри нещадно пекло как от боли.

Прошло ровно шестьсот секунд, когда я вернулась в спальню. Когда я подошла, Давид не дышал, и огромное бордовое пятно определяло его сердце…

— Прости.

Я коснулась его холодной руки и тут же бросила ее.

Это кощунство.

Ровно, как и пытаться оправдаться перед трупом, который никогда тебя не услышит.

— Из нас двоих мог выжить только один.

Я захлопнула дверь его квартиры и кое-как добралась до своей — той, что на другой стороне.

Первым делом я разломила симку надвое, бросила ее в мусорку и вытащила из-под кровати подготовленную дорожную сумку.

Вот и все.

Старые вещи сбросила по дороге в аэропорт, там же нацепила на лицо черные очки — чтобы вдруг кто не увидел смерть в моих глазах.

Вот и все.

Этой ночью сердце Давида истекало кровью, а в моем, кажется, погас всякий свет.

Начало нового дня я встречала в самолете Москва-Новосибирск и искренне верила, что все самое ужасное — позади.

Часть 2

Глава 1

— Давида больше нет.

Несколько дней назад самый жестокий из мужчин стал моим первым. Первым мужчиной, любовником. Он обещал меня защищать и хотел мне понравиться.

У нас была ночь, полная страсти и огня. Давид смеялся надо мной, когда я смущалась, и шептал на ухо всякие нежности, когда мне было больно. Я тяжело дышала, но сладко принимала его.

— А затем я выстрелила.

Я тихо застонала — от отчаяния, от жалости к самой себе.

Но позже вспомнила, что кладбище не терпит сожалений. Никогда.

Сбоку безжизненно стояла надгробная плита, которой я изливала душу. Она была серая и пыльная.

Пять лет назад Давид Басманов принимал участие в убийстве моих родителей. Мне чудом удалось спастись, а позже я получила предложение отомстить.

Его звали Монарх. Он обещал обучить меня азам мести: борьбе, стрельбе и другим премудростям. Еще он обещал снабдить меня оружием.

Я отказалась сразу.

Но ненависть и ярое желание наказать виновных в смерти самых дорогих мне людей не отпустили даже спустя время. Я все больше сходила с ума, прокручивая в голове тот день и смех Давида. Он смеялся надо мной, когда уничтожал мою семью.

Каждый день был прожит как в тумане.

Так не могло больше продолжаться. На годовщину их смерти я согласилась на предложение Монарха.

И вот — отомстила.

— Если ты хочешь знать, мне не стало легче. Не стало!

Я закричала.

И посмотрела в глаза человеку, изображенному на плите. Мне показалось, что в этот миг он смотрел на меня с укором.

— Не смотри на меня так. Умоляю, не смотри.

В глазах собрались слезы. Я не убийца.

Я не хотела ею быть.

— Я защищалась! Защищалась… защищалась…

Глупое оправдание.

Я закрыла лицо руками и поджала от боли губы. Я ненавидела Давида, но смерти ему не желала. После нашей ночи… я не представляла его мертвым.

Давид взял мое тело, а через час его не стало. О такому не расскажешь никому — будешь хранить в тайне всю жизнь.

На кладбище гулял свободный ветер, он разбрасывал сухие листья по могилам — от одной к другой, и тихо завывал. Мне казалось, все нарисованные лица здесь смотрели на меня с укором.

Убрать руки от лица было стыдно, ведь я чувствовала этот взгляд на себе. Эти эмоции.

Укор. Ярость. Жестокость. Обещание поквитаться со мной.

Страшно представить, если бы Давид стоял передо мной.

Что бы он сделал?

Я позволяла ему себя целовать и трахать, а затем… просто выстрелила.

Давид не верил до последнего, пока пуля не вошла в его плоть.

— Не сиди на сырой земле.

Голос.

Он был не в голове.

На макушку опустилась тяжелая ладонь, и я услышала щелчок. Такой же, как в ту ночь, когда я снимала пистолет с предохранителя.

— Не то простудишься… моя девочка.