Аня шла по коридору, опираясь на палочку, нога всё ещё болела и сильно. Гулкие шлепки босых ног громко раздавались в полупустом здании, Аня старалась идти как можно аккуратнее, но повреждённая нога постоянно прилипала к полу, и сгибать её в колене было мучительно больно, а нужно было ещё подняться на два этажа наверх, именно туда положили Алексея. Дойдя до лестницы, она схватилась за перила, палка звонко ударила о железную решётку, звук побежал по этажам, Аня замерла, эхо затихло, и звонкая тишина ударила по ушам. Пронесло. Девушка попробовала шагнуть на ступень, но боль свела ногу, она опустила ногу. Взяв палку в зубы, она настойчиво умоляла, чтобы она была как можно меньше, и ей подарили деревянную, что сейчас как никогда было кстати. Девушка взяла палку в зубы и, зажав, стала подниматься наверх, боль была необычайная, но, зажимая кусок дерева во рту, было легче. Так, миновав четыре пролёта, она была на нужном этаже. Вытащив свою палочку изо рта, она с удивлением увидела, что на дереве остался чёткий след зубов, вошедших в дерево не меньше чем наполовину. Но это всё было неважно, она шагнула в дверь и прислушалась: что-то двигалось в коридоре, поскрипывая и приближаясь к двери. Аня испугалась и спряталась за дверь, звук приближался, ей становилось страшно и любопытно, тот внутренний голос, который она обещала слушаться, подсказывал, что бояться нечего и нужно идти. Она решила вначале посмотреть в окошко на двери, если мельком и в полумраке, то, может, и не заметят. Она проскользила по стене до двери и мельком заглянула в окошко, пусто, темнота и ничего больше. Внутренний голос говорил заходить, она медленно отворила дверь и проникла внутрь. Тишина. Девушка стала пробираться, чуть режа угол к той стороне, где была палата любимого. Выглянув из-за угла, она увидела силуэт человека с капельницей, человек опирался на неё и, прокатывая чуть вперёд, делал шаг, потом отдыхал и снова чуть прокатывал капельницу вперёд. Тусклые лампы скрывали лицо, а длинная полуфутболка, больше похожая на платье, скрывала фигуру. Человек сделал ещё шаг, и лампа осветила его волосы и руку. Аня рванулась с места, позабыв о ноге и палочке, перехватив её посередине. Подбежав, она обняла человека, идущего по коридору ночью и опирающегося на капельницу. Это был Лёшка, он поднял измученное лицо на свет и увидел Аню.
— Ты что, с ума сошёл? Тебя только вечеров выписали из реанимации, куда ты попёрся? — сквозь слёзы вполголоса ругалась Аня.
— К тебе, ты же ко мне бежала вон как… — он показал свободной рукой на ногу Ани, повязка стала кровоточить.
— Там же четыре пролёта, как бы ты спустился? Ты на ногах еле стоишь, давай живо садись, — Аня повела его к ближайшей скамейке.
— Да придумал бы что-то, ты же поднялась, спускаться легче, а обратно мне и не надо, мне бы с тобой увидеться, а дальше будь что будет, — он сел, и было видно, что сидеть ему гораздо легче, чем стоять.
— Твоя палата далеко? Тебе нужно лечь, — голосом, не предполагающим возражений, спросила она.
— В том конце, одиночка. Как всё успокоилось, я к тебе и пошёл. Поначалу тяжело было, а потом легче, — он улыбнулся и прижал к себе Аню. — Мне же ничего другого и не надо, вот волосы твои понюхать, прижать тебя, поцеловать, вот и всё моё счастье, — Аня тоже его обняла, вжавшись в грудь любимого. Незажившие шрамы давали о себе знать, переломанные и искусственные рёбра тем паче, Лёша сжал зубы и медленно стал втягивать воздух, но так же нежно обнимал любимую.
Аня почувствовала это и убрала голову, встала и, взяв капельницу чуть ниже руки суженого, повела его обратно в палату. Опираясь на Анину палочку и капельницу, он шёл относительно быстро, главное — без остановок на отдых. Придя в палату, Аня бережно помогла любимому лечь и сама легла рядом, он обнял её, как мог, она прижалась к нему. Так они и лежали, тихо переговариваясь. Аня рассказала ему всё, что с ней приключилось, он слушал и спрашивал, особенно его заинтересовал момент с тренером, и несколько уточняющих вопросов он задал на моменте, где Аня рассказывала их совместное будущее.
— Трое детей, говоришь? — Алексей усмехнулся и чуть сильнее прижал Аню.
— И не надейся, максимум один, — улыбаясь, ответила она, а он её поцеловал. — Ну ладно, может быть, двое, точно максимум, но на троих я не согласна.