Devil ex machina

Фаина вернулась к себе с пустыми руками. Понимая, что распечатала в своем подсознании запретный сундучок, который должен был остаться нетронутым до конца ее жизни, она впала в отчаяние. Ян сделал это из желания позаботиться о ней, не хотел, чтобы его Фаина страдала, вспомнив все, что было, когда придет в себя. Не хотел, чтобы она мучилась всю оставшуюся жизнь. Или наложила на себя руки. Знал, что она способна на многое. И не мог допустить этого.

Янхъялла, где же ты сейчас? Неужели никогда не вернешься ко мне? Знаешь ли, что со мною сейчас происходит? Видишь ли меня оттуда? Помнишь ли вообще о своей Фаине?

Фаина не сожалела, что вспомнила то, чего не следовало, ведь именно так она сумела найти прежнюю себя и обрести твердую опору под ногами. Теперь известно, кто она такая и что с нею произошло. Со свежей информацией многое встало на свои места. Очевидно, что диабет, кома, больница – умело организованное прикрытие. Люди не должны были заподозрить правды, а Фаина не должна была испытывать проблем до конца своих дней. По-настоящему отведенных ей дней. Дожить до старости и ни о чем таком не вспомнить. Неужели Ян полагал, что ее чувства окажутся слабее, чем его фокусы? Когда он говорил Фаине, что она слишком сильна и уникальна для обычного человека, он не догадывался, что в этих словах гораздо больше смысла, чем он вкладывает. Точно так же, как Гена, сравнивший однажды Яна с хамелеоном, не подозревал, на какие перевоплощения тот способен.

Хотелось выть от собственной беспомощности. Неужели Ян действительно думал, что она ничего не вспомнит и заживет простой человеческой жизнью: встретит молодого человека, влюбится, выйдет замуж, родит ребенка… Он хотел дать ей право обладать стандартным набором людских «радостей», потому что сам не мог предложить ей ничего, кроме мучений и смерти. Но это не так. Он наградил ее тем, что сильнее любви в человеческом понимании. И она полюбила его. О, как сильно и трепетно она его полюбила. И как тяжко далось ей признаться себе в этом. Ее сердце завяло отравленным цветком, который остается выбросить за ненадобностью.

Янхъялла ушел. Скорее всего, навсегда. И не было уверенности в том, что, возвратившись в свой мир, он не забыл о ней и обо всем, что между ними случилось. А как много всего случилось! Целая жизнь, замечательная, живая, наполненная событиями, пронеслась за эти несколько месяцев с конца зимы. Целая жизнь…

Фаина прорыдала до утра, прижимая к груди подушку. Ею она приглушала свои крики и одновременно получала поддержку через воображаемые объятия. Мысли о самоубийстве не раз посещали ее за эту долгую, исполненную мучений ночь. Останавливали две вещи: первое – брат, родители и Гена очень расстроятся; второе – Ян не хотел, чтобы она так поступила, иначе не инсценировал бы диабетическую кому и амнезию.

Он хотел, чтобы она прожила долгую спокойную жизнь. Без него, но ради него. Не поинтересовался, хочет ли этого она, потому что знал, что не хочет. Как всегда, Ян лучше всех все знал и сам принял решение. Не дать ей умереть. Жестокое желание! Эгоистичное. Но все, что ей остается, это сделать так, как он планировал. Все предрешено Яном и случается с его согласия и позволения: ведь так было всегда. Даже сейчас, после его ухода. В конечном итоге, можно вообразить себе, будто он умер, оставив ее одну. Ушел не по собственной воле, но очень хотел бы, чтобы она за ним не следовала, а терпеливо ожидала своего часа.

Горькие мысли о несправедливости мироздания в течение ночи жалили Фаину подобно стае электрических скатов, плавающих над ней, валяющейся в беспамятстве и агонии.

Она больше никогда не увидит Яна. Никто, кроме нее, не помнит о нем. У нее не осталось даже фотографии. Только запись в дневнике.

Спазмы в легких и в глотке сковывали дыхание, боль распространилась по всей грудной клетке. Горло пересохло, лицо опухло, а слезы закончились. Только сухой кашель, переходящий в вой. И то, и другое она глушила подушкой, чтобы соседи не услышали и не пришли к ней. К утру ее единственной мыслью было: лучше бы я просто умерла, чем заново пережить всё это.

Но Фаина была собой, а значит, оставалась сильной даже в разбитом вдребезги состоянии. Обнаружив в себе полное отсутствие тяги к жизни, она все же дожила до утра следующего дня. Но легче ей не стало. И уже никогда не станет.

Как и ожидалось, к ней зашел обеспокоенный ее вчерашним поведением Гена. С порога он заговорил о том, не придумывает ли она этого Яна, не могут ли воспоминания о нем быть бредом, которая она увидела, находясь в коме дольше недели? Фаина наотрез отказывалась признавать, что ее воспоминания ложны. Тогда приятель заставил ее прямо при нем измерить уровень сахара, чтобы убедиться, не впадает ли она в состояние спутанности сознания и галлюцинаций, которые медленно развиваются, приводя организм к инсулиновому шоку.