Девичья башня

Али все еще не мог прийти в себя от неожиданности. И это, несмотря на то, что с момента ареста прошло уже несколько часов. Сколько именно, он определить не мог из-за отсутствия дневного света. Он находился в помещении без окон. Высоко вверху были бойницы. Но из них вовнутрь проникало так мало света, что можно сказать, света не было вовсе. Внизу, во всяком случае, у основания. Но в бойницы свободно проникали птицы и бойко чирикали там на верхотуре. Когда глаза Али привыкли к полутьме, он понял, что находится в круглой башне. Он измерил ее и насчитал десять шагов в диаметре. В самом центре он обнаружил заброшенный колодец, наглухо заколоченный досками. Вдоль стены вверх шла каменная лестница. Али поднялся по ней на следующий этаж. Здесь на высоте было когда-то деревянное перекрытие первого этажа. Такие же перекрытия были на верхних этажах, куда можно было подняться по ступеням в стене. Деревянный настил был большей частью разрушен, а местами в плачевном состоянии. Он сделал несколько шагов, пробуя пол на прочность, затем спустился обратно.

«Почему это произошло»? – спрашивал он себя. И не находил ответа. Предположение о том, что улемы Дамаска дали знать о нем в Баку, он отмел сразу, как полную нелепость. Второе предположение, что арест – это месть купца, дело рук обманутого мужа – было еще нелепей. Оставался только один вариант, но Али отказывался в него верить.

За ним пришли глубокой ночью. Он спал, сидя на корточках, привалившись плечом к стене, когда заскрежетал ключ в замке, и взвизгнула, открываясь, решетчатая железная дверь. Али вывели из башни по мостику, большая часть основания башни было в воде, затем вели по каменистому дворику, он несколько раз споткнулся об известняковые плиты, которыми он был вымощен. Было светло из-за полной луны. Али после затхлой атмосферы башни, с наслаждением вдыхал свежий воздух.

– Выше поднимай ноги, – бросил ему стражник, – неровен час, свалишься, лоб разобьешь, а мне потом отвечать. Сюда, прямо, пригни голову здесь низкий свод.

– Может, постоим немного, а, братец? – спросил Али.

– Это еще зачем? – удивился стражник.

– Воздухом подышим, ночь больно хороша.

– Иди, иди, ты не на прогулку вышел, а на допрос.

В комнате, куда привели Али, был сводчатый потолок и крошечное окошко. За столом сидел коренастый, плешивый молодой человек. Факел, торчащий из стены, освещал его усталое лицо.

– Назови свое имя, – сказал он.

– Это допрос? – осведомился Али.

– Допрос. Назови свое имя.

– А ты знаешь о том, что допросы заключенных в ночное время запрещены, они приравниваются к пыткам.

Некоторое время дознаватель с любопытством смотрел на Али, затем спросил:

– Это откуда ты такой умный взялся?

– Так просто и не скажешь, – вздохнув, ответил Али, – из разных мест. Я родился в Байлакане, учился в Табризе, преподавал в Дамаске.

– Значит, ты путешественник?

– Можно и так сказать, – согласился Али. – Но ты, уважаемый, не слышишь того, что я говорю. Ночные допросы равны пыткам. А пытать мусульман нельзя.

– Значит, ты мусульманин?

– Да, я мусульманин.

– В таком случае, сам все расскажи. Избавь меня от нарушения закона. Пусть это будет не допрос, а дружеская беседа.

– Будь по-твоему, – сказал Али. – Я вижу, что по части словоблудия и демагогии ты любому дашь сто очков вперед. Записывай, только вели дать воды или чаю.

– Я не понял, – сказал дознаватель, – это что было – оскорбление?

– В какой части тебе послышалось оскорбление? Это похвала!

– По-твоему, словоблудие – это похвала?

– Ладно, – покладисто сказал Али, – если тебе, это слово кажется неблагозвучным, давай заменим его на говорливость. Нет? Тогда – многословие.

– Хорошо, – нехотя согласился дознаватель, – многословие меня устраивает, говори, я записываю. Имя? С какой целью в Баку?

– А как насчет чая? – спросил Али.

– Ну, ты, наглец, – беззлобно произнес дознаватель, – может быть, еще вина потребуешь? – саркастически добавил он.

– Ты не шутишь, брат, вино было бы вообще идеально. Налей мне вина, и я тебе все расскажу. Всю подноготную открою.

– Если я буду арестантов поить вином, – с усмешкой сказал дознаватель, – меня самого арестуют. В лучшем случае, уволят. А найти работу в Баку очень трудно.

– Я тебя понимаю, – сказал Али, – а чай, как насчет чая?

– Воды могу предложить, если, конечно, ты все чистосердечно расскажешь.

– Ладно, – сказал Али, – записывай историю моей жизни.

Али заговорил, а дознаватель стал записывать. Он впервые встречал такого словоохотливого узника. Али говорил без умолку, останавливаясь лишь затем, чтобы промочить горло глотком воды или по просьбе дознавателя для того, чтобы тот мог очинить новый калам. Али подробно описывал все свои приключения, иногда давал отвлеченную оценку тем или иным историческим событиям, которые повлияли на его судьбу. Под утро дознаватель был вынужден прервать речь узника.

– Моя смена закончилась, – сказал он. Голос его дрожал, а в глазах блестели слезы.

– Не расстраивайся ты так, – сказал ему Али, – дело прошлое.

– Продолжим следующей ночью, – сказал дознаватель.