Девичья башня

– Но выпьем мы не за это, – сказал Али, – а за этот хороший дом и замечательный пейзаж. Этот вид мне ближе, чем вид на гору, где убили Авеля. Приятнее, во всяком случае, да и родина все-таки. Почти.

– Он имеет в виду свой дом в Дамаске, – пояснил Егорка, – а мне он нравился. И баранина там была замечательная.

Он снял с огня брызгающий курдючным жиром вертел и попробовал:

– Но этот барашек пасся не здесь, – он, обжигаясь, прожевал кусок и заключил, – он пасся в садах Эдема. Ваше здоровье!

Мясо, в самом деле, таяло на языке. Молла Панах думал ограничиться одной кружкой и к вечеру, когда он надеялся вернуться домой, быть трезвым. Молла слегка побаивался своей матери, хотя она была добрейшим существом. Он решительно протестовал, когда Али наполнял вторую кружку, но, осушив ее, протестовать перестал.

– Я совершаю неслыханные вещи, – признался молла Панах, – мало того, что я пропустил проповедь. На это у меня были уважительные причины, от моего поступка зависела ваша свобода, но я пью вино и мне это нравится. Моя мать с детства предупреждала меня. Сынок, говорила она, вино и женщины погубят тебя, сторонись этого. Я надеюсь, что ни она, ни имам об этом никогда не узнают.

– В нас вы можете быть уверены, – заверил его Егорка, – мы ему не скажем.

Молла Панах засмеялся.

– Благодарю, – сказал он, – хотя, как раз в вас я и не сомневался.

– Вина-то больше и нет, – объявил Егор, приподнимая и тряся кувшин, – а до вечера еще далеко.

– Вообще-то солнце прошло середину своего пути, – заметил молла Панах, – если мы сейчас тронемся в путь, то в Баку будем затемно. Главное, успеть до закрытия ворот.

– Вторая половина дня длится гораздо больше первой, – возразил Егор, – а городские ворота закрывают в двадцать два часа, я узнавал. У нас еще много времени. Можем еще рыбы наловить. Или погулять по песчаным дюнам. Кстати, я вижу на тех камнях рыбаков. А можем, просто отдохнуть. Правда, вина у нас уже нет, – трагически заключил Егорка и со стуком опустил пустой кувшин на дымчатый стол.

– Позвольте мне вмешаться в ваш спор, – попросил Али.

Обе стороны согласились. Тогда Али извлек из хурджина еще один кувшин. Точно такой же и поставил его на стол.

– Они близнецы, – пояснил он, – так сказал продавец. Я не смог разлучить их, уж очень он меня уговаривал.

– Главное качество твоего характера, – сказал Егор, – это доброта. Я это понял с первой минуты нашего знакомства.

– Если мне не изменяет память, – возразил Али, – доброту проявил ты, уступив мне место на телеге.

– Это неважно, я почувствовал сердцем.

Они оба вопросительно посмотрели на хозяина.

– Наливайте, – согласился тот, – я чувствую в себе новые ощущения. Неведомые доселе чувства наполняют меня, и, кажется, я созрел для серьезного разговора. Но прежде о вашем деле. Необходимо ли вам возвращаться в Баку. Нам удалось ускользнуть от преследования. Не лучше ли остаться здесь и пожить в моем доме, пока все не уладится, не прояснится.

– Это разумно, – поддержал Егорка, – а я бы порыбачил.

– Ты можешь остаться, – сказал ему Али, – но я не могу. У меня полно дел. Я должен проверить, как идут дела в лавке. И сегодня ночью у меня важная встреча.

– Доведут тебя эти встречи, – укоризненно сказал Егорка, но, словно, спохватившись, добавил, – однако, если эта встреча назначена в том же месте, то я обязан сопровождать тебя.

– Это невозможно, – сказал Али.

– Почему же невозможно, – настаивал Егор, – всего-то надо купить женскую одежду подходящего размера и все.

– Я должен быть один, – сказал Али.

– Ах, да, верно, – согласился Егор, – в таком случае, я пойду вместо тебя, я уверен, что никто не заметит разницы.

– Ты больше меня, сам же говоришь – нужна одежда подходящего размера. Заметят.

– На все у тебя отговорка есть, – упрекнул Егор.

– О чем вы? – спросил Панах.

– Так, – нехотя ответил расстроенный Егор, – Али по ночам ходит на философские диспуты.

– Почему по ночам?

– Там много вольнодумства высказывается. И, вообще, когда я слышу, что он должен проверить, как идут дела в лавке, у меня в горле ком встает. До чего жизнь довела моего друга, хафиза и факиха, что он вынужден заниматься презренным делом – торговлей, – закончил Егор, уведя, таким образом, разговор в сторону от щекотливой темы философских диспутов.

– Почему презренным, – возразил Панах, – а для арабов торговля всегда считалась почетным занятием.

– Это потому, что они больше ничего не могли делать, – пояснил Егор, – спросите моего друга. Он вам многое расскажет про арабов. Спросите, спросите.

Но молла Панах спросил о другом, он сказал:

– Я бы хотел, чтобы вы меня считали своим другом, и вы уважаемый Али. Но прежде, давайте откупорим этот кувшин, который вы предусмотрительно захватили с собой.

– Кажется мы переходим к серьезному разговору, – заметил Али вполголоса.

Пока он произносил эту фразу, Егорка ловко сломал печать и наполнил чаши. Молла Панах взял в руки свою, долго молчал, словно собираясь сказать нечто очень важное. Друзья с уважением и вниманием ждали его слов. Но молла Панах, видимо, так и не собрался с духом, поскольку произнес:

– Давайте, выпьем за нашу дружбу.