Девятый круг

– Вы открываете телестудию? – спрашивают Лютера, когда он подает свою кредитную карту.

– Типа того.

3 месяца назад

Залезая к себе в машину-ассенизатор, на пассажирском сиденье водитель застает Лютера, который с улыбкой целится в него из «глока». Сорокового калибра.

– Сколько дерьма в твоей цистерне? – спрашивает нежданный пассажир.

Глаза водителя оторопело блуждают.

– Ну… четверти на три.

– Застегивай ремень и вези меня туда, куда я скажу.

2 месяца назад

Лютер неотрывно смотрит в клетку, сцепляясь глазами с огромным зверем.

– Ты уверен, приятель? – спрашивает тот, который его продает. – Уж больно злобная тварь. Не из тех, кого гладят по шерстке. К тому же мяса жрет не напасешься.

– В мясе недостатка не будет, – с медленным кивком отвечает Лютер.

Месяц назад

Глубоко за полночь – то ли два, то ли три часа.

Весь день шел дождь и идет до сих пор – слышно, как капли тарабанят сверху по крыше.

В дальнем углу склада, где прохудилось кровельное покрытие, вода образовала на бетонном полу растекшуюся лужу.

Генераторы на ночь отрублены, и он ступает в кромешной темноте, подсвечивая себе дорогу лучом фонарика.

Он спускается вниз – несколько пролетов гулких металлических ступеней, звенящих эхом в темноте. Он идет в подвал.

На подходе к каземату он вынимает из кармана связку ключей и отпирает вначале замок, а затем засов.

Толчком открывает дверь; какое-то время белесый круг фонарика пляшет по стенам, пока, наконец, не нащупывает приваленное к углу дальней стенки человеческое существо. Оно сгорбленно сидит, прикованное к стене цепью с железным ошейником, как в темнице Средневековья.

Человек – изможденный, чахлый, беззубый, борода клочьями – щурится слезящимися глазами на свет.

Последний месяц Лютер кормит его насильственным образом: после семи лет заключения узник неоднократно пытался покончить с собой.

Но Лютер этого допустить не может.

Он по-прежнему требует, чтобы Эндрю З. Томас носил шлем, хотя по правде сказать, у него и сил уже нет на то, чтобы как следует шарахнуться головой о бетон.

Лютер усаживается перед ним на корточки.

– Что-то я совсем не слышу, как ты печатаешь.

Он прикасается к старой печатной машинке, несколько лет назад принесенной сюда в порядке глумливой шутки. Возле стены по-прежнему топорщится кипа из пяти тысяч страниц, напечатанных в один интервал (есть вероятность, что на «Ибэе» за нее можно выручить кругленькую сумму).

Первые несколько сотен в ней довольно приличны, но затем, когда стало сказываться бремя узничества, текст постепенно скатился в безумие.