Не представлял до того мгновения, пока Сэм не достал со дна шкатулку. Едва взглянув на нее, мальчик сразу понял: особая вещь. Собственно, у Эда и не было шанса воспринять шкатулку иначе, не было возможности засомневаться.
Дело в том, что с появлением таинственного предмета голоса смолкли. Рев в голове стих. Потоки информации иссякли.
Водопад засох – ни воды, ни шума.
Кипящий хаос сменился штилем.
Эдвард слушал тишину недолго. На смену голосам, сводящим с ума, пришел один-единственный голос. Ясный, чистый, звонкий, но не громкий; повествующий ровно о том, о чем следовало знать. Ничего лишнего, ложного, неверного.
Голос говорил правду, Эдвард сразу это понял, когда он подсказал, как открыть шкатулку. Все изумились, но Эдвард ничему не удивился. Голос говорил, что и как делать, а больше никто не мог слышать его указаний.
Все получилось. Голосу стоило верить, а потому ту бусину Эдвард сунул в рот и проглотил без колебаний. Знал: это ему на пользу. Пусть все случится.
Так и вышло. На смену плохому пришло хорошее. Голос умолк, больше он не был нужен, его миссия выполнена.
Эдварда наполнил покой. Он впервые в жизни ощутил себя сильным и невозмутимым, с легкостью прислушивался к себе и мог делать то, что считал нужным в данную минуту.
Например, мог писать слова, только если сам хотел.
А мог произносить их.
Вся информация, все знания, переполнявшие его до краев, до такой степени, что он захлебывался и давился ими, сами собой рассортировались, аккуратно расставились на нужные полки, чтобы их можно было извлечь в нужный момент.
Много было бесполезного. Зачем сейчас, например, предоставленная Адамом историческая справка про Джердапское ущелье и крепость Голубац? Но было и значимое: пассажиры «Дунайской девы» до сих пор не удосужились запомнить, как кого зовут, а Эдвард знал не только их имена, но и многое из того, что они вольно или невольно демонстрировали миру. И что носили в себе.
К слову, наблюдательность и внимательность крайне важны. Если бы люди потрудились приглядываться к своему окружению, то многое понимали бы про тех, кто рядом. Но они не делают этого – им незачем; каждый занят выпячиванием себя.
Взять того же Адама. Он замкнут и глубоко несчастлив, его гложет вина, сознание собственных провалов. Улыбка натянутая, мышцы напряжены, он нервничает, хотя старается держать себя в руках. Работает с людьми, но людей не любит, общение для него – мука мученическая, к тому же он катастрофически боится сближаться с кем-либо. При этом людей к нему тянет, особенно женщин.
Например, Елену. Эта дамочка – классическая неудачница: всегда видела смысл жизни исключительно в союзе с мужчиной, однако осталась одна. Липучая, как расплавившаяся на солнце жвачка. Цепляется за былую славу красавицы, не сознает, насколько неинтересна. Женщина лишь в юном возрасте может выезжать за счет внешности, но красота – скоропортящийся товар, как и молодость, а больше Елене предложить нечего. Поэтому она никому не нужна, но боится признаться себе в этом.
Ее подруга Нина тоже обижена жизнью, но по иной причине. У нее умный и живой взгляд, открытое, доброе лицо. Но сразу заметно: она считает себя унылой и скучной, не дает себе права на счастье. Безжалостно топчет свои порывы в угоду другим, катком проезжается по собственным желаниям, позволяет кому ни попадя командовать собой.
Белокурый Александр на вид – вылитый Кай, которому в глаз попал осколок зеркала злой колдуньи: заносчивый, насмешливый, равнодушный. А на деле тревожный, нервозный, и, когда думает, что никто на него не смотрит, роняет маску с лица. Тогда становится понятно, что он обижен, растерян, раздавлен жизненными обстоятельствами.
Дальше – отнюдь не сладкая парочка: Марк и София. Он таскается за ней хвостом, она его использует и едва терпит (неужто Марк сам не замечает, это же написано у нее на лице!) Вот на Адама София смотрит совсем иначе. При этом и Марк далеко не глупый, и София не такой плохой человек. Но она расчетливая, а он влюбленный. Плохо для него, но хорошо для нее.
Тамара похожа на учительницу сербского в школе Эда: проницательная, строгая, педантичная. Делает вид, что все у нее под контролем, что она никогда не сомневается в своей правоте, но на самом деле Тамара ранимая, неуклюже прячет за суровостью мягкое, слабое брюхо. У таких обычно легче всего выбить почву из-под ног.
Про Сэма говорить нечего, потому что неинтересно.
Брат стоял рядом, вылупив глаза. Хотя странно, что он заметил перемены, произошедшие с Эдвардом: обычно-то ничего кругом не видит, кроме собственной персоны.
– Где твой телефон?
– Техника не работает. И потом, он мне больше не требуется, – сказал Эдвард, наслаждаясь звучанием собственного голоса.
– Почему? – спросил Сэм.
Что за нелепый вопрос! Эдвард не стал отвечать. Он вслушивался в себя: перемены начались! Давно, когда был малышом, Эдвард ходил с мамой в парк развлечений. Они прокатились на карусели, и Эду понравилось: запомнилось ощущение холодка, веселого маленького вихря в районе солнечного сплетения. Сейчас он ощущал нечто похожее.