Девиация. Часть третья «Эльдар»

Наибольшего беспокойства доставили ножи, особенно чёрный – Athame, который пришлось полоскать отваром с добавлением трёх капель собственной крови, три раза калить на углях, натирать магнитом, выписывать на его ручке зеркальное отражение своего тайного Имени – Mifares, при этом отчётливо выговаривать буквы, заражая силой, запечатывать каждую заклинанием: «Да будет так!». Затем, в ближайшем сквере, крадучись, довелось закопать нож на три дня и три ночи в землю острием вниз. Потом, так же крадучись, извлекать, к удивлению пронырливых собачников.

В разных вариациях похожие действия повторил со всем содержимым. Лишь Книга ограничилась окроплением да начертанием в середине пентаграммы тайного Имени, но уже не перевёрнутого, а реального – Serafim.

После исполнения необходимых ритуалов так измучился, что колдовать расхотел. Сложил Инструмент (теперь уже МОЙ) в шкатулку, запрятал в потайное место.

Впрочем, от самой церемонии освящения, или по иным причинам, но так явно представилось мне, что всё, происходившее в моей жизни, біло направлено на встречу с Майей и сохранение наших отношений.

Теперь понимал, как своевременно меня бросила Зина. Страшно представить, что наша с Юркой торговля удалась, я не расстался с Зиной и вялотекущий роман длился бы до бесконечности. Но ещё страшнее, если бы мы поженились.

Юркина заведомо проигрышная авантюра с сигаретами всё поставила на места. Тогда жизнь опротивела, принялся Формулу любви искать, а оказалось – шло к лучшему. Так надо было неведомому сценаристу моей жизни.

Ведь не ушла бы Зина – уехал бы в Киев, восстановился на стационар в институт, не пошёл работать в школу, не встретил бы Аню.

С Аней тоже чудно сложилось. Мог ли раньше допустить, что влюблюсь в девчонку-школьницу, наплевав на разнообразные медицинские энциклопедии? Это лишь у меня, особо испорченного, такое могло произойти, или другие подобное чувствуют, но молчат?

И затем, не помешай нам Физичка дойти до сарая – ВСЁ могло случиться. Не столь пикантно, как неделю назад, но… Хорошо, что не случилось. Неизвестно, куда бы завело меня то романтическое приключение, и где бы сейчас находился.

Аня… Пока не мог до конца разгадать её роли в этой подцензурной пьесе, только чувствовал, что роль та намного важнее, чем наш скоротечный роман и моё позорное отречение. И даже недавний грех, добавивший сомнений, стал необходимым штрихом. К чему?

Опять же – Алевтина Фёдоровна. Зачем появилась в детстве, почему выплыла из прошлого? По задумке каких насмешливых мойр пробудила во мне детские стыдные фантазии, а затем позволила их исполнить? Почему исполнение заветного превратило меня в безвольную куклу, которая с гибельным восторгом катилась в пучину греха, не имея силы разорвать порочный круг.

Хорошо, что в пьесе оказалась предусмотрена роль Завклуба. Страшно представить, если бы он пришёл чуть позже. Или вообще не пришёл. До какого размера намотался бы липкий клубок отношений с АФ, в какую бы сеть обратился, в какие сумрачные глубины затянул?

А моё желание поступить в духовную семинарию? Не отговори дед – пел бы сейчас псалмы, о Майе не думал, потому что её не знал.

И Химичка – совсем уж героиня третьего плана. А не зайди тогда мама, в новогоднюю ночь девяностого – обратилась бы одним из главных персонажей на многие годы. Случись у нас ЭТО – вряд ли б её оттолкнул, да и она не отстала. Пришлось бы жениться. Спасибо маме – отвела. Берегла меня для Майи? Теперь нахваливает её, да подталкивает меня к неотвратимому решению.

Однако самый главный в этом представлении (кроме меня, разумеется) – Юрка. Вот кто надоумил, кто познакомил. Сейчас отговаривает, но сдаётся мне, что в его отговорках больше куража, чем участия в судьбе друга. Сам же пророчил, ещё в девяносто первом, что будет Майя моей женой.

Такой получается спектакль с горящим троллейбусом на заднике. Попеременно в нём на сцену выходили Мирося, Светка, дядька, бывший десантник Демаков, даже Майина сестричка – щебетливая Марийка, которую в живую никогда не видел, зато вспомнил перед мнимой смертью – тоже загадка!

Они выходили, играли предусмотренные сцены, читали монологи, заслонялись новой массовкой, прятались в гримёрку – кто насовсем, кто на время, чтобы ещё проявиться, чему-то меня научить, к чему-то подтолкнуть.

В стройной системе я не находил места Изначальным Анабеллам и Школьным нимфам. Однако чувствовал: они для чего-то нужны. Как и множество прочих эпизодических персонажей, почти забытых, сохранённых разве что в дневниках. Придёт время – проясниться. Ничего не бывает случайно – я уже не сомневался.

Сомневался в другом – почему именно Майя? Почему к ней ведёт судьба? Кто так решил? Какой неведомый кукловод прописал наши роли, с каким мудреным смыслом? Она что – моя Лилит?

Станиславский сказал бы: не верю! Так же думал и я.