Девятое Термидора

- Ты не хочешь поцеловать меня? - спросила она с кокетливой улыбкой. Но Штааль постарался этого не расслышать и быстро спустился по винтовой лестнице. Газеты он покупал долго. По узкой rue de l'Annonciation [Улица Благовещения (франц.) ], мимо старой церкви, он прошел в центр деревушки; там, чтобы согреться, заглянул в кабачок и выпил стакан горячего красного вина. Ему стало немного легче. Когда он вернулся, Маргарита Кольб с обиженным видом сидела в гостиной на диване и задумчиво-меланхолически доедала пирог. Штааль не мог не заметить, что от обильного ужина, к которому он почти не прикоснулся, не оставалось ничего.

Он ласково улыбнулся и быстро на ходу поцеловал ее волосы, на которые она, очевидно, вылила добрую половину его склянки духов; отбыв повинность, сел подальше в кресло и развернул газету. Сразу ему бросилось в глаза набранное крупным шрифтом сообщение о процессе жирондистов: все обвиняемые, числом 21, были присуждены к смерти. Казнь должна была состояться сегодня в час дня на площади Революции. Сведения Маргариты Кольб оказались совершенно точны. Между тем приговор был вынесен в одиннадцать часов вечера. Вчерашний безотчетный страх, страх перед какой-то нависшей над ним опасностью, снова овладел Штаалем.

- Откуда же вы все-таки знали приговор до того, как трибунал его вынес? - небрежно спросил он свою любовницу, показывая ей газету.

Она быстро смерила его глазами.

- Повторяю, мой милый, я знаю, быть может, много больше, чем вы предполагаете, - ответила она, подчеркивая особенную интонацию.

"Это угроза, - сказал себе Штааль. - Нет, право, надо отсюда подалее".

Он равнодушно пожал плечами и, стараясь сохранить беззаботное выражение, продолжал читать газету.

- Один из жирондистов, Валазе, закололся кинжалом в трибунале после вынесения приговора, - сказал он, как бы продолжая разговор.

- Неужели! Покажите!

Она заволновалась, читая газетное сообщение. Штааль искоса внимательно на нее смотрел, и выражение лица ее все более его тревожило.

- Скоро двенадцать часов. Пойдем, - сказала, быстро вставая, Маргарита Кольб.

Штааль прошелся несколько раз по комнате. Он чувствовал, что надо принять важное решение. В спальной в шкафу у него хранились деньги. Он незаметно вышел, притворив за собой дверь, и переложил все свое богатство в карман. "Что еще? Паспорт при мне. Еще бриллиантовая булавка - вот... Больше ничего не захватишь. Все остальное надо бросить: и три новых костюма, и белье, и галстуки, экая досада. Неужели, однако, я не вернусь в этот дом?.."

- Идем, моя дорогая, - сказал он нежным голосом, возвращаясь в гостиную.

Они вышли из дому. Когда Штааль спускался по лестнице, у него вдруг закружилась голова, он схватился рукой за перила. Но тотчас взял себя в руки и пересилил болезнь.

Из деревушки много народа шло пешком на площадь Революции.

VI

. . . . . . . . . . . . . . .

"Вот, вот она! Буква покой! .."

. . . . . . . . . . . . . . .

"Зачем столбы поставлены так близко друг от друга?.."

. . . . . . . . . . . . . . .

"Отчего нож имеет закругленную форму?.. Серп... Жатва... Революция жнет!.."

. . . . . . . . . . . . . . .

"Разносчик продает горячие пирожки... Неужели у них хватит бесстыдства есть... Разве можно есть при виде этого? Вздор!.. Все можно! Я сам ел бы, если б не был так болен... Все ложь, все обман!"

. . . . . . . . . . . . . . .

"Вот отец высоко поднял ребенка на руках... Он хочет показать это сыну... Ребенок смеется... Смеется и отец... У него ласковое доброе лицо..."

. . . . . . . . . . . . . . .

"Такой толпы не было в Париже со дня казни отравителя Дерю - в 1776 году". - "В самом: деле? Милый старичок... Он посещает все казни... Он театрал... Говорят, они все здесь сегодня на площади: Робеспьер, Дантон, Демулен... Они смотрят на черный покой..."

. . . . . . . . . . . . . . .

"Головы будут падать к ногам временной статуи. Свободы, так нарочно поставили гильотину..." - "Картечью по ним, по всем! Где пушки Суворова? Будь проклята временная Свобода!.. Все гнусно, все ложь, все обман!.."

. . . . . . . . . . . . . . .

"Нет сил терпеть эту муку... Бежать... Бежать от нее... Как она противна мне!.. Что-то здесь в ней сегодня особенное..."

. . . . . . . . . . . . . . .

- Les voila!.. Les voila!.. Oh, les traitres! [Вот они!.. Вот они!.. О, предатели! (франц.) ]

. . . . . . . . . . . . . . .

"Зачем она вцепилась мне в руку? Что говорит она? - "Везут!" - Да, кажется, везут... Их сейчас зарежут, моя милая..."

. . . . . . . . . . . . . . .

Стотысячная толпа рванулась. С улицы Florentin выходил на площадь большой отряд солдат. За ним следовало четыре фургона... Послышалось пение. Оно становилось все громче...

Aliens, enfants de la patrie,

Le jour de glorre est arrive...

[Вперед, сыны Отечества,

День вашей славы наступил... (франц.) ]

. . . . . . . . . . . . . . .

"Как странно, как вдохновенно поют эти связанные люди! Они уносят с собой славу, они уносят доблесть Революции..."

Centre nous de la tyrannic

Le c o u t e a u sanglant est level...

[Над нами занесен

Окровавленный н о ж тирании!.. (франц.) ]

. . . . . . . . . . . . . . .