Девятный Спас

А зрелище было самое обыкновенное. Напротив распахнутых ворот остановились трое нищих: с головы до ног в рогожных балахонах, обвешанных бубенцами, так что при каждом движении раздавался звон. Это были прокажённые, к кому близко подходить нельзя. Двое, видно, уже ослепли – мешки у них были без отверстий. Бедолаги держались за третьего, у которого в рогоже были проделаны дырки для глаз. Зато он был горбат и на ногах держался нетвёрдо, покачивался. Солдаты гнали попрошаек прочь, но сами же от них и пятились.

– Вот и Петруша с тятей будут такие же! – Василиса с ужасом смотрела на калек. – Все будут их гнать, словно прокажённых! И никто не подаст им милостыни…

В этом она, правда, ошиблась. Начальник караула, желая побыстрей спровадить жутких попрошаек, кинул горбатому монету в жестяную миску. Гнусавя молитву, троица двинулась дальше.

– Господь всякой твари пропитание сыщет, – сказал утешитель Алёшка. – Никто у Него не пропадёт.

– Это ты правду молвил.

Василиса обернулась. Глаза её были сухи, а губы даже улыбались. Ободрённый, Попов продолжил:

– Гехаймрату ещё повезло. Цесаревич за него заступился, да и князь-кесарю нужно, чтоб ночное дело шитым-крытым осталось. Иначе по винам твоего дяди да по нашим российским обыкновениям следовало его колесовать либо на кол посадить. Шутка ли – едва на Москве смуту не попустил, самого Ромодановского своими лжами сгубить мог! За великое вранье положена и кара великая.

– Что верно, то верно. Дядя Автоном врать мастер, – чуть ли не весело согласилась Василиса. – Он и мне много чего наврал. Я, дура, уши развесила. Уж и не знаю, для какой надобности дядя мне сказки плёл. И отец-де мне не отец, и мать не мать.

– А кто же тогда твои родители? – удивился Никитин.

– Софья-царевна и её талант Василий Голицын. Так что, по дядиному, получаюсь я царской крови. – Василиса коротко рассмеялась. – Даже письмо мне дал княж-Матвеево, в подтверждение. А ныне стала я ту грамотку рассматривать – поддельная. Мне ль тятиной руки не знать?

– Зачем лее он такое напридумывал?

– Это ещё не всё. – Княжна улыбалась, но взгляд у неё был рассеянный, словно она думала о чём-то совсем другом. – Дядя мне позатейией сказку сочинил. Будто бы вёз он меня новорожденную из Троицы на бочках с золотом через темный лес, да напали лихие люди, меня вместе с золотом похитили. И про икону какую-то волшебную. – Она покачала головой, сама на себя удивляясь. – И ведь верила я, дура, этакой небывальщине! – Вдруг девушка всплеснула руками. – А может, дядя Автоном рассудком повредился? Ну конечно! В том всему и причина! Но тогда его незачем в ссылку. За болезнь человек не ответчик! Что вы молчите? Разве не так?

Товарищи, действительно, молчали, ошеломленно глядя друг на друга.

– Через лес? Из Троицы? – пробормотал Митя. – Новорожденную? Это что же, выходит, девятнадцать лет назад?

Ильша прогудел:

– Икона волшебная?

Они ещё додумывали, а Попов уже всё понял. Про икону он пропустил мимо ушей, не заинтересовался. А вот золото – дело иное.

– Не говорил, сколько в тех бочонках казны?

– Говорил. Якобы сто тысяч червонных веницейских цехинов… – Василиса с недоумением смотрела на друзей. – Да полно вам! Это ж бредня безумная!

– Помнишь бочонки? – Попов толкнул Ильшу. – Они тяжёлые были.

– Ещё б не помнить. Один, когда падал, по башке меня вдарил.

Алёша стукнул кулаком по ладони:

– Да вы понимаете ли, братцы, что там под плотиной лежит? Сто тыщ цехинов! Бочонки-то дубовые, им от воды ничего не сделалось! Золоту тем более! Как только его со дна достать?

– Думать надо, – медленно сказал Илейка.

Попов хохотнул:

– Думай, мастер! У тебя башка золотая – по ней бочонок с золотом вдарил!

Их невразумительную беседу Никитин слушал, половины не понимая. Но он хоть видел начало той давней лесной истории, Василиса же и подавно растерялась.

Попов всё им рассказал и объяснил, под согласное мычание Ильи. Концовку, самую для себя выигрышную, про спасение младенца, Алёшка разыграл, словно на театре: как он стоит на краешке, еле удерживаясь под напором воды, но тянется, тянется к колыбельке. Невинное дитя вот-вот сверзнется вниз, однако избавитель успевает подхватить малютку и потом бережно несёт через леса к отчему дому…

Василиса про бочонки слушала более или менее спокойно, а тут растрогалась и даже, прослезившись, погладила рассказчика по рыжей прядке, выбившейся из-под алонжевого парика:

– Значит, ты и есть чудесный Мальчик-Златовлас?

– Кто?

Смутившись, Попов поправил накладные волосы.

– Каждый из вас в разное время спас мне жизнь, – задумчиво произнесла Василиса. – Судьба соплела нас вместе, словно венок.

– Или косу. – Алексей засмеялся. – Но той косе не хватает золотой ленты. Ей-же-ей, мы ту ленту добудем! Так иль нет, братцы? Я ныне безначальный, время у меня есть. Митя тоже не у дел. Илья вовсе птаха вольная, да ещё с грамотой. Поехали на речку, поныряем? От Сагдеева это близко. Выловим злату рыбку – предъявим Василисе Матвеевне.