Девятнадцать минут

— Протестую. Она запугивает моего свидетеля.

— О, ради бога, Джордан, — рассердилась Диана, — не надо использовать свои адвокатские штучки в мой адрес.

— Порядок в суде, — предупредил судья.

— Вы также говорили, господин доктор, что это состояние диссоциации Питера закончилось, когда детектив Дюшарм начал задавать ему вопросы в полицейском участке, правильно?

— Да.

— Правильно ли будет сказать, что ваш вывод основывался на факте, что только тогда Питер начал адекватно реагировать учитывая ситуацию, в которой он находился?

— Да.

— Тогда как вы объясните, почему несколькими часами раньше, когда три офицера, нацелив на Питера оружие, приказали ему бросить пистолет, он смог сделать то, о чем его просили?

Доктор Ва заколебался.

— Ну-у…

— Разве это не адекватная реакция на то, что трое полицейских достают свое оружие и целятся в тебя?

— Он бросил оружие, — сказал психиатр, — потому что даже на подсознательном уровне понимал, что в противном случае его убьют.

— Но, господин доктор, — сказала Диана, — мне казалось, вы сказали нам, что Питер хотел умереть.

Она села на место, довольная, что Джордан уже ничего не сможет сделать на перекрестном опросе свидетеля, чтобы испортить ее успех.

— Доктор Ва, — сказал он. — Вы провели много времени с Питером, верно?

— В отличие от некоторых моих коллег, — многозначительно ответил тот. — Лично я считаю, что необходимо знать лично человека, о котором будешь говорить в суде.

— Почему это так важно?

— Чтобы установить определенную связь, — сказал психиатр. — Выстроить отношения доктора и пациента.

— Принимали ли вы во внимание все, что говорил вам пациент?

— Конечно, нет. Особенно учитывая данные обстоятельства.

— На самом деле существует много способов проверить правдивость истории, рассказанной клиентом, правда?

— Конечно. В случае с Питером я разговаривал с его родителями. В школьных записях я обнаружил упоминания о буллинге, несмотря на отсутствие реакции со стороны администрации. Полицейский отчет подтвердил рассказ Питера об электронном письме, разосланном нескольким сотням учеников школы.

— Обнаружили ли вы какие-либо факты, подтверждающие то, что шестого марта Питер пребывал в состоянии диссоциации? — спросил Джордан.

— Да. Несмотря на заявление полиции, что Питер составил список жертв, пострадало очень много людей, которых не было в списке… или которых он совсем не знал.

— Почему это важно?

— Потому что это говорит о том, что, стреляя, он не целился в отдельных учеников. Он всего лишь двигался вперед.

— Спасибо, господин доктор, — сказал Джордан и кивнул Диане.

Она посмотрела на психиатра.

— Питер рассказал вам, как его унизили в школьной столовой, — сказала она. — Он упоминал о еще каких-либо местах особо?

— Игровая площадка. Школьный автобус. Туалет и раздевалка.

— Начав стрелять в Стерлинг Хай, заходил ли он в кабинет директора?

— Насколько мне известно, нет.

— А в библиотеку?

— Нет.

— А в учительскую?

Доктор Ва покачал головой.

— Нет.

— А в мастерскую?

— Не думаю.

— На самом деле из столовой Питер направился в туал том в спортзал, а оттуда в раздевалку. Он методично передв ^П° ся от одного места, где его обижали, к другому, ведь так?

— Похоже, что так.

— Вы сказали, что он всего лишь продвигался вперед, госп доктор, — сказала Диана. — Но разве не это называется планом?

Когда Питер в тот вечер вернулся в тюрьму, охранник, который отводил его в камеру, передал письмо.

— Ты пропустил сегодня почту, — сказал он, и Питер не нашел слов, настолько непривычной оказалась для него эта порция доброты.

Он сел на нижнюю койку, прислонившись спиной к стене и внимательно осмотрел конверт. С тех пор как Джордан устроил ему разнос за переписку с той корреспонденткой, Питер немного подозрительно относился к почте. Но, в отличие от предыдущего письма, это не было набрано на компьютере. Конверт подписан аккуратным почерком с маленькими воздушными, похожими на облака, завитушками.

Он разорвал его и достал сложенный листок. Письмо пахло апельсинами.