Девятнадцать минут

Селена улыбнулась, надеясь, что этот небольшой эпизод говорит о том, что, повзрослев, ее сын не будет действовать согласно стереотипам, а займется тем, что ему больше нравится. Можно ли, глядя на ребенка, с уверенностью сказать, кем он вырастет? Иногда, разглядывая Сэма, она видела взрослого мужчину, которым он когда-то станет. Человеческая оболочка, в которой он будет жить, отражалась в его глазах. Но иногда можно разглядеть не только внешность. Станут ли эти маленькие девочки самозабвенными домохозяйками или успешными бизнес-леди? Станет ли этот склонный к разрушению мальчик наркоманом или алкоголиком? Бил ли Питер Хьютон своих ровесников, или топтал жуков, или делал в детстве еще что-то такое, что могло бы предсказать его будущее?

Мальчик в песочнице бросил грузовик и начал копать, по-видимому, пытаясь попасть в Китай. Сэм перестал печь пироги и потянулся к пластмассовому велосипеду, но потерял равновесие и упал, разбив коленку о деревянную раму.

Селена моментально вскочила со своего места, готовая подхватить сына на руки до того, как он разревется. Но Сэм оглянулся на других детей, словно понимая, что на него смотрят. И хотя его маленькое личико покраснело и сморщилось от боли, он не заплакал.

Девочкам проще. Они могут сказать: «Больно» или «Мне плохо», и общество их не отвергнет. Но мальчики так не разговаривают. Они не способны выучить этот язык ни в детстве, ни повзрослев. Селена вспомнила, как прошлым летом Джордан ездил на рыбалку с другом, жена которого только что подала на развод.

— О чем вы разговаривали? — спросила она, когда Джордан вернулся.

— Ни о чем, — ответил Джордан. — Мы ловили рыбу.

Селене это было непонятно — их не было шесть часов. Как можно сидеть рядом с кем-то в тесной лодке столько времени и не поговорить по душам о делах друга, о том, справляется ли он с этой сложной ситуацией, переживает ли о том, как будет жить дальше.

Она посмотрела на Сэма, который теперь завладел грузовиком и возил его по тому месту, которое еще недавно было его собственным пирогом. Селена знала, что все меняется очень быстро. Она представила, как Сэм обнимает ее своими малень кими ручками и целует, как бежит к ней, когда она раскрывает свои объятия. Но рано или поздно он поймет, что его друзья не держатся за мамину руку, когда переходят улицу, что они не пекут пироги и куличики в песочнице, а строят города и роют котлованы. Однажды, лет в десять или даже раньше, Сэм начнет запираться в своей комнате. Будет стесняться ее прикосновений. Будет отвечать сквозь зубы, станет жестким, станет мужчиной.

Возможно, это мы виноваты в том, что мужчины становятся такими. Селена подумала, что сочувствие, как и любая неиспользуемая мышца, просто атрофируется.

Джози сказала маме, что устроилась на лето добровольцем в школе и будет помогать детям из младшей и средней школы занимать-с я математикой. Она рассказывала об Энджи, чьи родители разошлись во время учебного года, и из-за этого он не сдал алгебру. Она описывала Джозефа, больного лейкемией, который не ходил к школу из-за лечения и которому особенно тяжело давались дроби. Каждый день за ужином мама расспрашивала ее о работе, и у нее всякий раз была готова история. Проблема была только в том, что все это было выдумкой. Джозефа и Энджи на самом деле не было, как не было у Джози работы в школе.

Этим утром, как и каждое утро, Джози вышла из дома. Она села на пригородный автобус, поздоровалась с Ритой, водителем, которая работала на этом маршруте все лето. Когда все пассажиры вышли на ближайшей к школе остановке, Джози осталась в автобусе. Она сидела на своем месте до конечной остановки, которая находилась в одной миле на юг от кладбища Шепчущихся сосен.

Ей здесь нравилось. На кладбище она не могла случайно встретить кого-то, с кем не хотела разговаривать. Ей вообще не нужно было разговаривать, если у нее не было настроения. Джози направилась по извивающейся тропинке, которую знала уже настолько хорошо, что с закрытыми глазами могла бы сказать, где будет ухаб, а где тропинка свернет влево. Она знала, что ярко-синий куст гортензии находится на полпути к могиле Мэтта, а в нескольких шагах до нее чувствовался запах жимолости.

Сейчас там уже стоял надгробный камень, цельный кусок белого мрамора с аккуратно выгравированным именем Мэтта. Уже начала расти трава. Джози села на земляной холмик. Он был теплым, словно солнце впиталось в землю и та хранила тепло в ожидании ее прихода. Джози взяла рюкзак, достала бутылку воды, сандвич с арахисовым маслом и пакетик с крекерами.

— Можешь поверить, что через неделю начинается учеба? — Сказала она, обращаясь к Мэтту. Теперь она иногда разговаривала с ним. Не то чтобы она ожидала его ответа, просто ей стало легче, когда она заговорила с ним после стольких месяцев молчания. — Хотя настоящую школу пока не открывают. Сказали, что, может быть, откроют ко Дню благодарения, когда закончат реконструкцию.