Назавтра я написал Жирному Пересу письмо, а в конверт вложил Мухаммедовы какашки, восемь какашек, потому что мне тогда было восемь лет, и еще добавил немного опилок. Конверт и марку я взял из папиного стола, а на конверте написал: Марселю Пересу, и его адрес: Лион, Рю Мальшерб, Gratte-Ciel, квартира 8. На следующее утро мы отправились в школу, и я, когда увидел по дороге почтовый ящик, сказал:
– Маман, посмотри, какая собачка!
И я указал на ту сторону улицы. И пока мама высматривала собачку, я вытащил из кармана письмо и опустил в ящик.
– Ну как тебе собачка?
– Очень милая.
– Ты правда ее видела?
– Только не поняла, что за порода. Может, лайка?
– А может, доберман. Наверное, доберман.
У меня Маман такая странная. Ей мерещатся собаки, даже если их нет. Даже если их выдумать.
Ты жирный врун, Жирный Перес. Ты сказал, что не хочешь меня больше видеть. Ты сказал, что я невозможный. Она мне сама сказала. И еще ты обещал, что это останется между нами, а сам все наврал. Ты отстойный. Я желаю тебе, чтобы ты умер поскорее или заболел мерзкой болезнью.
Я говорю, а сам чувствую, что Густав смотрит на меня в щелку между бинтами. Когда на тебя так смотрят и все лицо человека замотано, непонятно – то ли он хочет дружить с тобой, то ли тебя убить. Он все время смотрит, как будто я его враг или сын, или как будто я живу в его голове, как он живет в моей.
– Привет, Луи, – говорит доктор Даннаше. – На улице прекрасная погода, наконец-то ветер подул. Луи, я знаю, что ты меня слышишь. Я хочу, чтобы ты снова попробовал вернуться к нам. Ведь ты уже один раз пытался, верно? Я в этом уверен. Я чувствую.
– Мама по тебе соскучилась. Ты слушал ее кассеты? Я надеюсь. Я очень жду, когда ты проснешься. Моя жена принесла для тебя книгу из библиотеки, «Les Animaux: leur vie extraordinaire». Я только что читал про летучих мышей. Я знаю, ты их любишь. Наверное, про летучих мышей помнишь наизусть. Но меня они просто потрясли.
И он начинает читать про летучих мышей:
–
Но его голос все дальше и дальше, очень трудно слушать.
Люди приходят, а потом уходят. Неизвестно, кого сейчас увидишь, а кто вдруг исчезнет. На стене висят часы, но время прыгает по кругу. Иногда ночь слишком длинная, а день длится всего одну минуту, а иногда он не кончается и не кончается.
– А чем ты занимался раньше? – спрашиваю я Густава. Я до сих пор его пугаюсь, но знаю, что он не сделает мне ничего плохого. Ну, хотя бы не будет трогать, потому что он не совсем настоящий.
– Я не могу вспомнить. Не все. Никто из нас не может. У меня была жена. Ее звали… Иногда я помню. А вот сегодня забыл. Помню только, что был в каком-то темном месте. В пещере.
– К тебе кто-нибудь приходит в гости?
– Нет. Я один. Наверное, я сделал что-то плохое. Может, злое. А к тебе?
– Мама со мной, а папа летчик. Когда он вернется, принесет мне «Лего» и все такое. Он очень скоро вернется. Он уже в пути.
Тут, если бы Густав был Жирным Пересом, он бы задал мне вопрос. Мне понравилось, что Густав не стал спрашивать. Интересно, что он сделал своей жене? Может, он даже был насильником. Может, он заставлял ее кое-чем заниматься, чего она не хотела и от чего бывают дети, и она ненавидела этого ребенка и желала ему смерти. Изнасилование – ужасная вещь, посмотрите в словаре. Изнасилование – это значит очень сильно человека подвести.
А потом вдруг ночь, гроза, а часы показывают три часа.