Девять воплощений кошки

– Вы мне помешали, но вряд ли вы уйдете, – Гайкин очень осторожно начал извлекать из ящика какой-то предмет в распорках из дерева, укутанный стружкой.

Катя оглянулась на стол под ярким софитом. Лота номер один – совмещенной мумии человека-кошки – там уже нет. Ну конечно, Гайкин ее уже осмотрел и убрал.

– Нас как свидетелей по убийству допрашивали, – выпалила Анфиса, – а вас, профессор?

Гайкин не ответил, казалось, он целиком поглощен работой.

– А вас тоже допрашивали как свидетеля? – Анфиса повторила свой вопрос.

Нет ответа.

– Это какой лот? – спросила Катя.

– Тридцать шестой.

– И что же это такое? – спросила Катя.

– Стул наслаждений.

– Что, простите?

– Стул наслаждений.

– А эта женщина, ну ревизор Юдина, она к вам сюда в хранилище не заходила? – гнула свое Анфиса, решившая все же доконать профессора. – Знаете, мы тут слышали от людей, она ведь к вам якобы сюда шла, когда ее по голове… ну, когда убийца за ней гнался и настиг.

Катя смотрела на Гайкина – то ли от усилий поднятия тяжести, то ли от духоты лицо его пылало.

– От каких людей вы это успели услышать? – спросил он.

– Ну, от разных… слухи по музею летают как мухи, помните, как у Высоцкого: «словно мухи тут и там…». Она ведь к вам сюда шла? Вы ее случайно не видели?

– Нет, – Гайкин водрузил предмет на свободный стол и медленно, точно шелуху, начал обирать стружку и покровы, бросая их обратно в ящик.

Показались деревянные распорки. А в них укреплен…

Что-то черное и очень яркое на черном: красное, зеленое, синее, белое и золотое.

Катя увидела стул наслаждений – лот тридцать шестой «Проклятой коллекции».

Точенный из ливанского кедра, он формой своей напоминал табурет – круглое сиденье на очень толстой ноге, по высоте намного превосходившей обычную длину ножек стульев, табуретов или кресел.

Инкрустированный слоновой костью, покрытый росписью, яркость красок которой не потускнела за множество веков. Сочетание зеленого, красного, синего, белого, черного и золотого.

Анфиса навела на лот тридцать шестой камеру, потом резко убрала ее от лица, подошла ближе, вглядываясь, и потрясенно ахнула.

Филигранная роспись шокировала непристойностью, открытой порнографией сцен. И все сцены по сюжету связаны вот с этим стулом на слишком высокой толстой устойчивой ножке.

– Вещь позднего периода, примерно тридцатая династия, он весьма неплохо сохранился, – Гайкин чуть отступил в сторону, словно давая возможность своим незваным гостьям рассмотреть все подробно, во всех деталях.

Древнеегипетская роспись, четкая и яркая.

Египтянка – совершенно обнаженная, в объемном парике сидит на стуле и, держа в одной руке зеркало, а в другой длинную кисть, подводит глаза, совершая утренний макияж. Ноги ее широко раздвинуты, и между ног – то ли раб, то ли храмовый служка, тоже голый, с огромным возбужденным пенисом, целует ее промежность.

На другом рисунке обнаженная египтянка с лютней изогнулась на высоком стуле… этом вот высоком стуле… изогнулась, как пантера, и раб, не менее возбужденный и могучий, входит в нее.

Ах!

Новый рисунок – и опять широко раскинутые ноги и раб, стоящий на коленях рядом со стулом, зарывшийся лицом в жадную плоть.

Ни тени стыда.

Яркие красочные сцены.

Аромат горячей смолы, древних сухих трав, имя которых лишь в свитках папирусов.

Катя почувствовала – еще минута, и она вспыхнет, как искра, и от нее ничего не останется.

– Что это такое? – спросила Анфиса.

– Стул наслаждений из храма Бастет. Специальное устройство для кунилингуса храмовых жриц.

– Ты еще во всех подробностях им объясни. Лекцию прочитай.

Женский голос – резкий, с ноткой истерики, разрушил все… всю эту ауру, пропитанную чувством тяжелой, древней, почти осязаемой похоти и желанием, которые словно клубились в хранилище.

Возле шкафа – менеджер музея Кристина. Они даже не слышали, как она вошла.

– Давай, Олег, что молчишь. Объясни, расскажи, как они там умели наслаждаться в этом храме, как отрывались по полной во время оргий, – голос Кристины звенел. – Специально ведь выбрал для девчонок этот лот. Может, покажешь все в натуре, а? Может, предложишь мне роль ассистентки, а?

– Он не нарочно выбрал, – забормотала Анфиса, красная, как рак. – Он распаковывал ящик, а мы вошли… мы сами… мы не хотели.

– Заткнись ты, – бросила ей Кристина, она подошла вплотную к Гайкину. – Ну, предложи мне роль ассистентки в реконструкции храмовых игр! Ты ведь хорошо это делаешь, ты ведь обожаешь это делать. Тебе все равно, с кем это делать, лишь бы очередная сука… б… перед тобой ноги раздвинула, ты ведь не устоишь…

– Уймись ты наконец, – Гайкин втянул воздух сквозь зубы. Он не задыхался, не искал свой ингалятор. Аромат смол и трав… теперь он вдыхал его полной грудью. – А не то…

– Что? Что будет, если я не уймусь? Может, ударишь меня?

– Анфиса, пошли отсюда, – тихо сказала Катя.

– Но как же… они ведь…

– Анфиса, уходим, – Катя потянула Анфису к двери.

И они выкатились вон.

Замерли, прислушиваясь.

Катя готова была услышать что угодно – грохот опрокидываемых столов, звук падения тела… звук поцелуя… стон страсти… Там за дверью могли и убивать, и отдаваться друг другу.