«Да он и впрямь будто приговор зачитывает!» — мелькнуло у Шарца.
А старик положил на камень книгу, ту самую книгу ядов, олбарийский список, одна штука. Положил — и выхватил из складок плаща небольшой стеклянный шар. И пока Шарц недоуменно таращился на все эти странные приготовления, старик одним коротким движением разбил шар о твердый кожаный переплет книги, олбарийский список, экземпляр один. Книгу охватило пламя! Шарц охнул. Фаласский негасимый огонь ни с чем нельзя перепутать. Жадное пламя будет гореть, пока не пожрет все, чего коснулось.
— Пусть фаластымская зараза сгорит в фаластымском огне, — произнес старик. — Так повелел король, так приказал мой господин, и
Шарц громко выдохнул.
— Вам же, коллега, приказано передать, что Олбария с нетерпением ждет ваших противоядий, — добавил старик. — Мы все очень на вас рассчитываем, коллега.
Жаркое пламя пожирало мерзкие тайны.
— Я сейчас заплачу, — с благоговением глядя на огонь, прошептал Шарц.
— Крепитесь, коллега, вы же профессионал! — утирая глаза платком, сказал старик.
— А мне можно, я на пенсии, — откликнулся Шарц.
— Везет же некоторым. Ну, тогда мне остается просить вас молчать о том, что видели, — старик спрятал платок. — А то испортите мне служебную характеристику.
— Коллега? — позвал Шарц, когда от олбарийского списка не осталось и следа на оплавившемся камне.
— Да? — улыбнулся старик.
— Ничего, если доктор медицины пригласит хозяина гостиницы на пару кружек пива? — в ответ улыбнулся Шарц.
— Ну, если пиво не отравлено… — с сомнением протянул старик.
— Когда это в Марлеции делали неотравленное пиво? — возмутился Шарц. — Нет уж! Нормальное пиво умеют делать только на Петрийском острове.
— Значит, петрийского и закажем! — решительно кивнул старик.
— Здесь? В Марлеции?! — вполне искренне удивился Шарц.
— Жизнь не стоит на месте, коллега! — подмигнул старик. — Знаю одно место. Даже гномы пока не пронюхали!
— Ну так идем пронюхивать! — воскликнул Шарц.
— В своей неизбывной мудрости Боги наставили меня, — начал командир фаласской храмовой стражи.
— Ложь, — внезапно прозвучало от входа.
Сказано было спокойно и с ледяным безразличием. Сказано было по-фаласски, сильным и звонким женским голосом. Фаласские храмовые стражи вскочили, хватаясь за оружие, и тут же, побросав его, пали ниц. В бесшумно открытую дверь медленно вступила женщина, с ног до головы закутанная в тонкое черное покрывало. За ее спиной на полу валялась сброшенная роскошная марлецийская зимняя накидка.
— Карающая… — потрясенно прошептал командир фалассцев, падая на пол вслед за остальными.
— Я объявляю ваш отряд не справившимся с заданием, — промолвила женщина, и храмовые стражи издали дружный стон горя и ужаса.
— Отряду надлежит немедля отправиться в Храм для длительного покаяния.
Новый стон отчаяния, горя, стыда.
— Но, госпожа, а как же… книга? — прошептал командир отряда стражников.
— Ты сам напомнил о себе, — сказала жрица. — Тебе не нужно возвращаться в Храм.
— Не нужно, госпожа? — дрогнувшим голосом переспросил командир отряда фаласской храмовой стражи.
— Не нужно, — ответила она. — Ты умрешь здесь. Сейчас. Твои прежние заслуги дают тебе право умереть от моего поцелуя.
Жрица откинула покрывало, и водопад иссиня-черных волос обрушился на ее плечи, стекая едва не до полу. Фалассцы уткнулись в пол. Их командир поднялся на ноги.
«Никто не смеет смотреть на Карающую, даже тот, кому она несет смерть», — учат послушников в храмах.
Командир фаласских лазутчиков смотрел в сторону, но глаза закрывать не торопился.
— Ты осужден Богами и Советом Высших Посвященных, — сказала жрица, подходя к командиру фаласской стражи. — Закрой глаза и подставь мне свои губы.
Фалассец медленно выдохнул и закрыл глаза. Едва уловимым движением жрица достала что-то из складок своего одеяния, мазнула себя по губам и шагнула к нему. Властно ухватив его за подбородок, она привстала на цыпочки и… командир фаласской стражи открыл глаза.
Тень тревоги, легкая нотка неуверенности на миг метнулись в глазах женщины, метнулись и тут же пропали. Восхитительная хищная улыбка расцвела на прекрасных чувственных губах.
— Тебе это не поможет… — прошептала она.
— Но и не помешает… — одними губами ответил он. — Перед смертью приятно посмотреть на что-то красивое…
И первый поцеловал жрицу.
На какой-то миг оба застыли, глядя друг на друга широко открытыми глазами. Она — недоуменно и чуть ли не испуганно. Он — спокойно и чуть насмешливо. А потом чудовищная судорога скрутила его тело, и он упал к ее ногам, задыхаясь от боли, неспособный даже кричать.
Жрица применила яд, лишающий голоса.
— Все прочие собираются и немедля покидают город, — промолвила она ледяным тоном и, вновь накинув покрывало, двинулась к выходу. Ловко набросила на себя марлецийскую накидку и вышла, тихо притворив дверь.