Девять совсем незнакомых людей

– Сейчас вы находитесь у подножия горы, – продолжила Маша, – а ее вершина кажется недостижимой, но я здесь для того, чтобы помочь вам добраться до нее. Через десять дней вы станете другими людьми. Позвольте мне остановиться на этом, потому что это важно.

Она сделала еще одну паузу. Медленно оглядела комнату, словно изображая политика, выступающего с предвыборной программой. Ее речь была настолько вычурной, что это даже не казалось забавным. Должно было казаться, но не казалось.

Маша повторила:

– Через десять дней вы станете другими людьми.

Никто не шелохнулся.

Фрэнсис почувствовала, как надежда, словно тонкий туман, заполняет комнату. Преобразиться, стать кем-то другим, стать лучше.

– Когда вы покинете «Транквиллум-хаус», вы будете чувствовать себе счастливее, здоровее, легче, свободнее, – сказала Маша.

Каждое слово казалось благословением. Счастливее. Здоровее. Легче. Свободнее.

– В последний день вашего пребывания с нами вы придете ко мне и скажете: «Маша, вы были правы! Я стал или стала другим человеком. Наступило исцеление. Дурные привычки остались в прошлом вместе с химией, токсинами и мыслями, которые связывали меня. Мое тело и мой разум чисты. Теперь я совсем другой или другая, произошедшие со мной изменения казались мне невозможными».

«Что за бред, – сказала про себя Фрэнсис, думая одновременно: – Пожалуйста, пусть это будет правдой».

Она представила, как едет домой через десять дней без боли: голова холодная, спина гибкая, как эластичный бинт, боль и унижение, одолевавшие ее после истории с романтическим жуликом, давно прошли, она очистилась. Она живет с высоко поднятой головой. Она готова ко всему, что бы ни случилось с ее новой книгой. Рецензия поблекла и перестала существовать.

Она чуть ли не физически ощущала теперь, что эта рецензия была словно острый шип, вонзившийся ей в горло, затруднявший дыхание и глотание.

Может быть, даже – и тут она почувствовала вспышку детского предвкушения, словно перед Рождеством, – удастся застегнуть до конца это поразительное платье модного дома Циммерман, то самое, которое гарантировало море комплиментов (нередко от мужей других женщин, что всегда радовало).

Возможно, ее преображенное «я» отправится домой и напишет триллер или старомодный роман-загадку с убийством, с красочными персонажами, с секретами и обаятельным злодеем. Было бы забавно укокошить кого-нибудь канделябром или чашечкой отравленного чая. Действие могло бы происходить в лечебном пансионате. Орудием убийства могла бы быть резиновая эластичная лента, какую она видела в физкультурном зале. Или она могла бы сделать его историческим санаторием, где все, выздоравливая от туберкулеза, порхают по дому, имея вид бледный и привлекательный. Она наверняка сможет ввести любовную линию второго плана. Читателям это нравится.

– В нашем путешествии вас ждут сюрпризы, – сказала Маша. – Каждое утро вы будете получать расписание на день, но будут и неожиданные маневры, и меняющиеся планы. Я знаю, кому-то из вас это покажется затруднительным, ведь некоторые живут, подчиняясь жесткому распорядку.

Сказав это, она улыбнулась. У нее была поразительная улыбка: теплая, светящаяся и чувственная. Фрэнсис поймала себя на том, что улыбается ей в ответ, и оглядела комнату – не среагировал ли кто-нибудь из присутствующих так же, как она. И в самом деле. Улыбался Маше даже серийный убийца, впрочем, казалось, что его губы искривились всего лишь временно и без его разрешения, но как только он овладел собой, челюсть его вернулась в прежнее отвисло-мрачное состояние, а пальцы принялись равнодушно теребить обтрепавшийся ворот футболки.

– Представьте себе, что вы лист в потоке, – сказала Маша. – Расслабьтесь и наслаждайтесь путешествием. Поток будет нести вас туда и сюда, но все равно вперед, к пункту вашего назначения.

Наполеон задумчиво кивнул.

Фрэнсис разглядывала неподвижные прямые спины сидящих перед ней Бена и Джессики, которые казались какими-то уязвимыми в их хрупкой молодости. Это противоречило здравому смыслу, потому что они, вероятно, не произносили «о-хо-хо» каждый раз, поднимаясь со стула.

Бен повернулся к Джессике и открыл рот, словно чтобы нарушить молчание. Джессика шевельнула рукой, и огромный бриллиант на ее пальце пустил солнечный зайчик. Бог ты мой! Сколько же карат в этой штуке?

– Прежде чем мы начнем нашу первую медитацию, я хочу рассказать вам историю, – сказала Маша. – Десять лет назад я умерла.

Ух ты, это было неожиданно. Фрэнсис села чуть прямее.

Машей овладела странная веселость.

– Если не верите мне, спросите Яо.

Фрэнсис посмотрела на Яо, который, казалось, предпринимал немалые усилия, чтобы не улыбнуться.

– У меня остановилось сердце и наступила клиническая смерть.

Зеленые глаза Маши светились сумасшедшей радостью, словно она рассказывала о лучшем дне своей жизни.

Фрэнсис нахмурилась. Почему ты упомянула Яо? Он при этом присутствовал? Давай-ка, Маша, рассказывай свою историю.