Девять снов Шахразады

– Однако этот мир хотя бы привычен. Но судьбе было мало того, что я едва не поверила в смерть отца своих детей… Она решила, что будет совсем недурно, если ей удастся напугать меня еще больше. И потому на следующую ночь я оказалась в самом сердце империи франков – Париже. Однако думаю, что та, кем я стала, пусть и ненадолго, родится еще очень и очень нескоро. Да и имя у меня, о нет, у нее, такое странное… Миллисент Трой.

Голос Шахразады постепенно растворился в тишине парка. А перед глазами насторожившейся Герсими предстал ночной город, которому еще очень нескоро суждено будет стать подлинной столицей мира.

На остров посреди Сены, под стены древнего собора, собрались веселиться жители прекрасной Гельвеции, великого Парижа. Миллисент Трой пробиралась мимо глотателей огня, карманников и уличных певцов. Она бродила среди толпы одетых в черное готов, которые роились вокруг собора Парижской Богоматери, стараясь вести себя так же, как они. Но все равно на нее обращали внимание.

Мужчины, мимо которых она проходила, медленно поворачивали головы и смотрели ей вслед. Брови их хмурились: они что-то ощущали, но не могли определить, что именно. Видимо, какая-то древняя животная память определяла ее как их самую необузданную фантазию или самый мрачный кошмар. Но Лисен не была ни тем, ни другим. Она только что окончила университет Тулейна и была одна в Париже. И еще была голодна… Утомленная очередными безрезультатными поисками своей пищи, она опустилась на скамейку под каштаном, пристально глядя на официантку, наливавшую в чашечку эспрессо. Лисен помечтала о том, чтобы с такой же легкостью можно было наливать кровь. Да, как хорошо было бы, если бы она лилась, теплая и густая, из крана бездонной бочки! Тогда ее желудок не сводило бы судорогой от голода при одной мысли о подобном!

Она умирает от голода в Париже. Одна, без друзей. Умирает от голода в окружении целых галлонов пищи!

Парочки, расхаживающие рука об руку по усыпанной гравием дорожке, словно смеялись над ее одиночеством. Неужели дело только в ней? Или парочки в этом городе действительно смотрят друг на друга с каким-то особым обожанием? Особенно весной.

Лисен решилась нырнуть в эту суету из-за того, что ее номер в гостинице был оглушительно пустым, и в надежде на то, что ей удастся найти в городе света хоть одного торговца кровью. Ее прежний поставщик улетучился почти в буквальном смысле слова – улетел из Парижа на Ибицу. Он невнятно объяснил свой внезапный отъезд прибытием «восставшего короля» и тем, что в развеселом Париже «заваривается какое-то серьезное дерьмо».

Как вампир, она была членом Закона – объединения существ, которым удалось убедить людей в том, что они существуют только в воображении и вымыслах. И все же Лисен не удавалось найти замену своему поставщику. Те существа, которых она находила, убегали от нее просто потому, что она – вампир. Они спасались бегством, даже не подозревая, что Лисен всего лишь полукровка, не говоря уже о том, что она размазня, которая ни разу в жизни не укусила ни одно живое существо. Как обожали говорить всем ее воинственные приемные тетушки: «Лисен три дня будет лить слезы, даже если сотрет пыльцу с крылышек мотылька».

Лисен пыталась понять, удалось ей хоть что-нибудь или нет. По всему выходило, что она чудовищно проиграла: поездка, на которой она так упорно настаивала, закончилась пшиком. Ее попытки найти хоть следы упоминания своих умерших родителей ни к чему не привели. Ни слова, ни даже стертой строки… Осталось только одно: позвонить тетушкам и попросить забрать ее отсюда. И вот тогда ей придется навсегда покрыть свое имя позором. Вампир, который не может себя прокормить, вампир, который не может найти Путь… Она вздохнула. Ей будут помнить это ближайшие сто лет… А то и сто пятьдесят…

Лисен услышала грохот, и не успела она даже пожалеть официантку, которой придется платить за убытки, как за первым громким звуком последовали новые. Она вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что происходит, – и в эту секунду зонтик над столиком на противоположной стороне дорожки взмыл вверх, подброшенный в небо метров на пять, и полетел прямо в Сену. Послышались ругательства как минимум на десятке языков.

В слабом свете фонарей высоченный мужчина переворачивал столики кафе, мольберты художников и книжные лотки, торгующие порнографией прошлого столетия. Туристы с воплями разбегались от этого сокрушительного движения. Лисен ахнула и вскочила со скамейки, перебросив сумку через плечо.

Великан направлялся прямо к ней, и полы длинного черного плаща трепетали позади него, не успевая за стремительными шагами. Его размеры и неестественно плавные движения заставили Лисен заподозрить, что он – не человек. Волосы у него были густыми и черными и закрывали половину лица. Щеки и подбородок покрывала многодневная щетина.

Он протянул к ней трясущуюся руку.

– Ты! – прорычал он.