Девять рассказов

Молодой человек вдруг взял мокрую ножку Сибил, свисавшую с края матраса, и поцеловал в стопу.

– Эй! – сказала, обернувшись, владелица стопы.

– Сама ты эй. Мы возвращаемся. Наплавалась уже?

– Нет!

– Извини, – сказал он и стал толкать поплавок к берегу, пока Сибил не слезла. Молодой человек взял и понес матрас.

– Всего доброго, – сказала Сибил и увлеченно припустила в сторону отеля.

Молодой человек надел халат, плотно запахнулся и сунул в карман полотенце. Поднял скользкий мокрый несуразный матрас и взял под руку. И побрел в одиночестве по мягкому горячему песку к отелю.

На минус первом этаже отеля – руководство отеля поощряло купальщиков использовать его – в лифт с молодым человеком вошла женщина с цинковой мазью на носу.

– Вижу, вы смотрите на мои ноги, – сказал ей молодой человек, когда лифт тронулся.

– Прошу прощения? – сказала женщина.

– Я сказал, вижу, вы смотрите на мои ноги.

– Прошу прощения. Я просто в пол смотрела, – сказала женщина и уставилась на дверцы лифта.

– Если хотите смотреть на мои ноги, так и скажите, – сказал молодой человек. – Но какого черта коситься украдкой?

– Выпустите меня здесь, пожалуйста, – пробормотала женщина молодой лифтерше.

Дверцы раскрылись, и женщина вышла, не оглядываясь.

– У меня две нормальные ноги, и я не вижу ни единой причины, какого черта кто-то должен пялиться на них, – сказал молодой человек. – Пятый, пожалуйста.

Он вынул ключ от номера из кармана халата.

Вышел на пятом этаже, прошел по коридору и вошел в номер 507. Там пахло новыми саквояжами из телячьей кожи и средством для снятия лака.

Молодой человек взглянул на девушку, спавшую на одной из двуспальных кроватей. Затем подошел к одному саквояжу, открыл его и из-под стопки трусов и маек достал автоматический «Ортгис[3]» калибра 7,65. Он выдвинул магазин, взглянул на него, вставил обратно. Взвел курок. Затем подошел к незанятой кровати, присел на нее, посмотрел на девушку, навел пистолет и пустил пулю себе в правый висок.

Дядюшка Криволап в Коннектикуте

Время уже близилось к трем, когда Мэри Джейн, наконец, отыскала дом Элоизы. Она объяснила Элоизе, встречавшей ее на подъездной аллее, что все шло просто отлично, что она досконально помнила дорогу, пока не свернула с бульвара Меррика. Элоиза сказала: «Бульвара Мерритта, детка» и напомнила Мэри Джейн, что она уже дважды бывала у нее дома, но Мэри Джейн только промямлила что-то невнятное, что-то насчет коробки «клинекса», и метнулась обратно к своему кабриолету. Элоиза подняла воротник верблюжьего пальто, повернулась спиной к ветру и стала ждать. Мэри Джейн вернулась через минуту, вытираясь «клинексом», с раздосадованным, даже разочарованным видом. Элоиза радушно сказала, что весь ланч, к чертям, сгорел – сладкое мясо, все такое, – но Мэри Джейн сказала, что все равно уже поела в дороге. Когда они шли к дому, Элоиза спросила Мэри Джейн, как ей удалось получить выходной. Мэри Джейн сказала, что это не на целый день; просто мистер Уэйенбург оставался из-за грыжи дома, в Ларчмонте, и она каждый день должна доставлять ему почту и пару писем. Она спросила Элоизу: «Кстати, грыжа – это вообще что»? Элоиза, бросив сигарету на грязный снег под ногами, сказала, что в точности не знает, но заверила Мэри Джейн, что это не заразно. Мэри Джейн сказала: «А», и девушки вошли в дом.

Через двадцать минут они допивали в гостиной по первому виски со льдом и разговаривали в свойской, несколько угловатой манере бывших соседок по студенческому общежитию. Их связывало даже нечто большее: ни одна, ни другая не окончила колледжа. Элоиза ушла в середине второго курса, в 1942-м, через неделю после того, как ее застукали с солдатом в закрытом лифте на третьем этаже ее общежития. А Мэри Джейн ушла – в том же году, из той же группы, почти в тот же месяц – ради того, чтобы выйти за курсанта авиашколы, расквартированного в Джексонвилле, во Флориде, подтянутого паренька из Дилла, Миссисипи, помешанного на самолетах, который два из трех месяцев женитьбы на Мэри Джейн провел в тюрьме за то, что пырнул ножом военного полисмена.

– Нет, – говорила Элоиза. – Вообще-то, в рыжую.

Она растянулась на диване, скрестив в лодыжках худые, но очень красивые ноги.

– А я слышала, в блондинку, – повторила Мэри Джейн. Она сидела на синем стуле с прямой спинкой. – Как ты гришь, в хвост и гриву, блондинка.

– Не-а. Точно говорю, – Элоиза зевнула. – Я с ней чуть не в комнате была, когда она перекрашивалась. Что ж такое? Неужели тут ни одной сигареты?

– Все в порядке. У меня целая пачка, – сказала Мэри Джейн. – Где-то.

Она стала рыться в своей сумочке.

– Это все горничная, лохня, – сказала Элоиза, не вставая с дивана. – Я сунула ей под нос два новеньких блока где-то час назад. Она может войти в любую минуту и спросить, что с ними делать. Черт, о чем я говорила?

– О Тиринджер, – подсказала Мэри Джейн, закуривая сигарету из своей пачки.