Девять рассказов

Он положил руки на стол и оперся на них головой. У него все болело, с головы и до ступней, все болевые зоны, казавшиеся независимыми. Он был словно Рождественская елка, лампочки на которой, подключенные последовательно, гаснут все разом, если перегорит хоть одна.

Дверь с шумом распахнулась без стука. Икс поднял голову, повернул ее и увидел капрала Зэта, стоявшего на пороге. Капрал Зэт был напарником Икса по джипу и неизменным спутником с самого Дня Д[38], все пять военных кампаний. Он жил на первом этаже и обычно приходил повидать Икса, когда нужно было избыть какие-нибудь слухи или досаду. Это был здоровый, фотогеничный молодой человек двадцати четырех лет. Во время войны американский журнал сфотографировал его в Гюртгенском лесу[39]; он позировал на День благодарения[40], более чем любезно, с индейкой в каждой руке.

– Письма пишешь? – спросил он Икса. – Мрачновато у тебя тут, господи боже.

Он всегда предпочитал входить в комнату с потолочным освещением. Икс повернулся на своем стуле и попросил его зайти, только не наступить на пса.

– На что?

– На Элвина. Он у тебя прямо под ногами, Клэй. Как насчет включить чертов свет?

Клэй нащупал выключатель, включил свет и, пройдя через крошечную комнатку для прислуги, присел на край кровати, лицом к хозяину. С его кирпично-рыжих волос, только что причесанных, капала вода, необходимая для приличного ухода за собой. Из правого кармана его оливково-серой рубашки привычно торчала расческа с перьевым зажимом. На левом кармане у него был значок боевого пехотинца (который, технически, ему не полагался), нашивка Европейского театра военных действий с пятью бронзовыми боевыми звездами (вместо одной серебряной, эквивалентной пяти бронзовым) и нашивка за службу до Пёрл-Харбора[41]. Он тяжко вздохнул и сказал:

– Боже всемогущий.

Это ничего не значило; это была армия. Он достал пачку сигарет из кармана рубашки, выбил одну, убрал пачку и застегнул клапан. Закурив, он стал рассеянно оглядывать комнату. Наконец, его взгляд остановился на радио.

– Эй, – сказал он. – Через пару минут будет эта зверская передача по радио. Боб Хоуп[42] и остальные.

Икс открыл свежую пачку сигарет и сказал, что только что выключил радио.

Клэй невозмутимо наблюдал, как Икс пытался закурить.

– Господи, – сказал он со зрительским азартом, – видел бы ты на хрен свои руки. Ух, тебя и трясет. Ты это знаешь?

Икс закурил сигарету, кивнул и сказал, что у Клэя наметанный глаз на детали.

– Кроме шуток, эй. Я чуть на хрен не вырубился, когда увидал тебя в госпитале. Ты выглядел на хрен трупом. Сколько ты веса потерял? Сколько фунтов? Знаешь?

– Я не знаю. Как там твоя почта, пока меня не было? Лоретта писала?

Лоретта была девушкой Клэя. Они намеревались пожениться при первой возможности. Она довольно регулярно писала ему из райских мест с тремя восклицательными знаками и расплывчатыми формулировками. Всю войну Клэй читал вслух Иксу все письма Лоретты, даже самые интимные – да что там, чем интимнее, тем лучше. У него был обычай просить Икса после каждого прочтения набросать или дополнить ответное письмо, или вставить несколько французских или немецких слов для эффекта.

– Ага, вчера получил от нее письмо. У меня в комнате. Потом покажу тебе, – сказал Клэй вяло. Он сел прямо на краю кровати, задержал дыхание и выдал долгую звучную отрыжку. Не вполне довольный результатом, он снова расслабился. – Ее чертов братец увольняется с флота из-за своего бедра, – сказал он. – Бедро у него, у козла, понимаешь, – он снова выпрямился и попробовал опять рыгнуть, но с результатом ниже среднего. На лице у него обозначилась настороженность. – Эй. Пока я не забыл. Завтра нам надо встать в пять утра и ехать в Гамбург или вроде того. Забрать куртки Эйзенхауэра для всего отряда.

Икс враждебно взглянул на него и заявил, что ему не нужна куртка Эйзенхауэра.

Клэй был удивлен, даже малость обижен.

– Да хорошие куртки! Хорошо смотрятся. В чем дело?

– Ни в чем. Зачем нам вставать в пять? Война закончена, бога в душу.

– Я не знаю… нам надо вернуться до ланча. У них появились какие-то новые бланки, которые мы должны заполнить до ланча… Я спросил Буллинга, почему это мы не можем заполнить их сегодня вечером… у него эти хреновы бланки прямо на столе. А ему пока не охота конверты вскрывать, сукину сыну.

Некоторое время они оба сидели молча, ненавидя Буллинга. Клэй внезапно посмотрел на Икса с новым, более пристальным интересом.

– Эй, – сказал он. – Тебе известно, что у тебя на хрен пол-лица скачет по всей комнате?

Икс сказал, что ему все об этом известно, и прикрыл тик рукой.

Какое-то время Клэй пялился на него, а затем сказал с таким энтузиазмом, словно принес ему на редкость хорошую новость:

– Я написал Лоретте, что у тебя был нервный срыв.

– Да ну?

– Ага. Ей чертовски интересно всякое такое. Она учится на психолога, – Клэй растянулся на кровати, не сняв обувь. – Знаешь, что она сказала? Она говорит, нервный срыв не может случиться просто из-за войны и всякого такого. Говорит, ты наверно и раньше был на хрен нестабилен, вроде как всю жизнь.