Девять принцев в Янтаре

— Я тоже, — сказал я. — Какое это странное чувство — возвращаться назад, — и тут я понял, что мы говорили не по-английски, а на языке, который назывался Тари.

Примерно через полчаса мы спустились. Я катился по инерции так долго, как это было возможно, потом включил мотор. При его звуке стайка черных птиц выпорхнула из-за ближайшего кустарника слева от нас. Что-то серое, похожее на волка, взметнулось из укрытия и нырнуло в чащу. Невидимый до сих пор олень, к которому оно подкрадывалось, умчался прочь. Мы ехали по лесистой долине — хоть деревьев в ней было и не так много, как в Ардене — и неуклонно приближались к далекому морю.

Нагромождения гор легли слева и справа. Чем дальше мы въезжали в долину, тем шире открывалась нашему взгляду панорама огромных вершин, по гребню одной из которых мы спустились. Горы продолжали свое шествие к морю, вырастая все выше и неся на своих плечах пятнистую мантию, окрашенную в зеленое, розовато-лиловое, пурпурное, золотое и ультрамариновое. Склоны, обращенные к морю, были невидимы из долины, но у хребта последнего, самого высокого пика кружилась легкая вуаль призрачных облаков, и время от времени золотое солнце трогало их огнем. По-моему, мы были примерно в тридцати пяти милях от цели, а бензобак был почти пуст. Я знал, что последний пик был целью нашего путешествия, и нетерпение начало расти во мне. Рэндом смотрел в том же направлении.

— Он на месте, — заметил я.

— Я почти забыл, — сказал он.

И когда я переключал передачу, то заметил, что брюки мои приобрели какой-то блеск, которым раньше не обладали. Они сузились к лодыжкам, и я заметил, что манжеты исчезли. Тогда я осмотрел рубашку.

Она больше походила на куртку, и была черной и украшенной серебром. И ремень мой стал значительно шире.

При ближайшем рассмотрении я увидел, что с наружной стороны моих брюк тоже шли строчки серебряной отделки.

— Кажется, я эффектно одет, — сказал я, чтобы посмотреть, как он отреагирует.

Он ухмыльнулся, и я увидел, что он где-то разжился коричневыми брюками в красную полоску и оранжево-коричневой рубашкой. Коричневая шляпа с желтой каймой лежала на сидении рядом.

— Я прикидывал, когда же ты заметишь, — сказал он. — Как чувствуешь себя?

— Вполне, — сказал я, — и, кстати, у нас почти не осталось бензина.

— Уже поздно что-либо делать, — сказал он. — Мы в реальном мире, и работа с Тенями потребует огромного усилия. К тому же это не останется незамеченным. Боюсь, нам придется бросить машину, когда кончится бензин.

Он кончился примерно через две с половиной мили. Я съехал на обочину и остановился. Солнце посылало нам прощальный западный поклон, и тени заметно вытянулись.

Я полез на заднее сидение, где мои ботинки обернулись черными сапогами, и что-то зазвенело, когда моя рука нащупала их.

Я держал в руках довольно тяжелый серебряный меч в ножнах. Ножны были в размер застежек на моем поясе. Там же, на заднем сидении, лежал черный плащ с застежкой в виде серебряной розы.

— Ты думал, они потеряны навсегда? — спросил Рэндом.

— Да, черт побери, — ответил я.

Мы выбрались из машины и пошли пешком. Вечер был прохладен и напоен терпкими ароматами. На востоке начали появляться звезды, а солнце погрузилось в свою колыбель.

Мы тащились по дороге, и Рэндом вдруг заметил:

— Не могу сказать, чтобы это мне нравилось.

— Что ты имеешь в виду?

— Пока что нам все слишком легко удается, — разъяснил он. — Мне это не нравится. Мы прошли через Лес Ардена с совсем небольшой задержкой. Джулиэн, правда, пытался позаботиться о нас, но я не знаю… Мы прошли так далеко, так быстро. Я почти подозреваю, что нам позволили это сделать.

— У меня тоже возникла эта мысль, — соврал я. — Как ты думаешь, что это может предвещать?

— Боюсь, — сказал он, — что мы бежим прямо в капкан.

Несколько минут мы шагали в полном молчании. Затем:

— Засада? — спросил я. — Этот лес кажется до странности спокойным.

— Не знаю.

Мы прошли мили две, а затем солнце совсем село. Ночь была черной и усыпанной алмазными звездами.

— Немного неподходящий для нас с тобой способ передвижения, — сказал Рэндом.

— Верно.

— И все же я боюсь творить лошадей.

— Я тоже.

— Вот сейчас, как ты сам оцениваешь обстановку? — спросил Рэндом.

— Дерьмо и дрянь, — сказал я. — У меня такое чувство, что скоро они дадут знать о себе.

— Как думаешь, может, нам уйти с дороги?

— Я думал об этом, — вновь соврал я, — и, вероятно, нам не повредит прогулка в сторонке.

Так мы и сделали.

Мы шли среди деревьев, двигались мимо темных, причудливой формы, скал и кустов. А над нами медленно поднималась луна, большая, серебряная, разгоняющая ночь.

— Меня не покидает чувство, что нам не удастся пройти, — сказал мне Рэндом.

— А можно ли положиться на это чувство? — спросил я.

— Еще как.

— Почему?