— Ни одна леди никогда не входила в клуб. Меня исключат, если это откроется. — Ралстон решительно покачал головой и продолжил: — Могу я вместо этого предложить вам партию в блэкджек в Ралстон-Хаусе? Сыграем на деньги. Могу вас заверить, что ощущения будут те же самые.
— Я не думаю, что это будет равноценной заменой, — начала размышлять Калли. — Одним из условий этого пункта является именно пребывание в самом клубе.
— Чего ради? — Ралстон действительно был несколько сбит с толку.
Она помолчала и, решив зайти с другой стороны, спросила:
— Вы когда-нибудь интересовались, чем занимаются дамы за закрытыми дверьми во время чаепитий или после ужина? О чем мы говорим, как мы проводим время без вас?
— Нет.
— Конечно, нет. Потому что все это мы делаем открыто. Да, мы можем находиться в комнате одни, без мужчин, но ведь именно вам принадлежат дома, в которых мы собираемся, и вы вольны войти в комнаты, где уединяемся. И поэтому мы занимаемся рукоделием или просто разговариваем, никогда не позволяя себе сказать или сделать лишнее либо выходящее за грани приличий из опасения, что вы можете стать тому свидетелем. У мужчин дело обстоит иначе, — продолжила она, все более распаляясь от собственных слов. — У мужчин есть укромные места... таверны, спортивные клубы, закрытые клубы для джентльменов. Там, вдали от придирчивых женских взглядов, вы можете делать все, что угодно, и как вам угодно.
— Совершенно верно. Именно поэтому я и не могу взять вас в «Брукс».
— А почему только мужчинам дана такая свобода? Почему, как вы думаете, у меня вообще возникла идея такого списка? Я хочу испытать подобное чувство свободы. Я хочу увидеть эту святая святых, где мужчины чувствуют себя мужчинами.
Он не ответил, не зная, как вести себя с этой решительной и упрямой незнакомкой.
— Калли, — тихо, но твердо произнес Ралстон, пытаясь внести толику здравомыслия в этот спор, — если эта авантюра потерпит фиаско, скандал погубит вас. Играть в карты — это одно дело, но в «Бруксе»...
— Неужели великолепный маркиз Ралстон боится пойти на подобный риск? Тот самый мужчина, который прямо в Гайд-парке умудрился скомпрометировать прусскую принцессу?
От удивления глаза Ралстона едва не вылезли из орбит.
— Я ничего подобного не делал.
Калли не смогла сдержать улыбки.
— Ага, так мы наконец обнаружили легенду, которая не основана на реальных событиях.
Прищурив глаза, он смотрел на Калли, а она, выпрямившись в полный рост, с поистине царственным видом произнесла:
— Понимаете, я не так уж нуждаюсь в вашей помощи. Я и сама могу проникнуть в «Уайте», воспользовавшись приглашением Бенедикта.
Гейбриел бросил на нее взгляд, полный изумления.
— Вы сошли с ума! Вас непременно разоблачат!
— Пока не разоблачили.
— Я вас разоблачил, причем дважды!
— Как я уже говорила, — усмехнулась она, — вы совсем другое дело.
— Почему же? — Он даже не пытался скрыть свое раздражение.
— Потому что вы мой сообщник. — И тут Калли улыбнулась сияющей улыбкой, похожей на ту, которой раньше одарила Оксфорда.
От этих слов весь гнев Гейбриела испарился, и волна неразумной, но радостной гордости захлестнула его... Он был горд тем, что именно ему она доверяла настолько, что предложила стать спутником в этом приключении. И в этом залитом солнцем закутке, всего в нескольких футах от светской толпы, его вдруг поразила ее красота — эти яркие карие глаза, блестящие на солнце золотисто-каштановые волосы и губы, пухлые и чувственные, взгляда на которые было достаточно, чтобы любого мужчину поставить на колени.
Чудесная девушка.
От сделанного открытия ему стало трудно дышать.
— Мой Бог! Вы прелестны!
Она широко раскрыла глаза, изумленно обдумывая его слова, потом с подозрением прищурилась.
— Не пытайтесь сбить меня с толку своими комплиментами.
— Даже и не думал.
— Потому что я это сделаю. Я буду играть в карты.
Ралстон шагнул к ней.
— Я сам отведу вас.
— Даже если вы меня отведете... — Она помолчала. — Что вы сказали?
— Я сказал, что отведу вас.
— Хорошо.
— Да, я подумал, что это великодушно с моей стороны. — Маркиз поднял руку и заправил ей за ухо случайно выбившуюся прядь.
— Я не прелестна! — выпалила она.
Уголок рта Ралстона едва заметно дрогнул.
— А вот в этом, — тихо произнес он, вглядываясь в ее лицо, словно пытаясь запомнить эту новую Калли, которую только что открыл для себя, — я с вами согласиться не могу.
И он легко коснулся ее губ. Этот поцелуй не был похож на все их прежние поцелуи — он был нежным и ищущим, словно оба открывали что-то новое. Это была гармония поглаживающего языка и нежных губ. Гейбриел поднял голову и подождал, пока она откроет глаза; она открыла, и он вновь был поражен ее очарованием. Он пытливо вглядывался в ее лицо, наблюдая, как она возвращается из того чувственного омута, куда увлек ее этот поцелуй.
— Вы говорили, что я заурядная.
Маркиз медленно покачал головой, поражаясь чистоте открытых эмоций, плещущихся в ее глазах.
— Я жестоко ошибался.
И он вновь поцеловал ее.