Девять месяцев до убийства

— Тут недавно, — пояснил он, когда великомученица-экономка снова оставила нас вдвоем, — миссис Хадсон принесла пакетик. Это было связано с одним небольшим делом, которое я успешно довел до конца, и пакетик этот прислал джентльмен, настроенный отомстить, но недооценивший моего тонкого слуха. Тиканья часового механизма я просто не мог не расслышать, а потому попросил принести ведро воды. Этот маленький инцидент так напугал миссис Хадсон, что она никак не может его позабыть.

— И это меня не удивляет!

— Да… Но что же нам пришло на этот раз? Хм… Примерно пятнадцать дюймов на шесть. Четыре дюйма в толщину. Тщательно упаковано в обычную коричневую оберточную бумагу. Отправлено, судя по штемпелю, из Уайтчапеля. Фамилия и адрес написаны, как я рискнул бы предположить, женщиной, которой не часто доводится браться за перо.

— Судя по этим каракулям, вы недалеки от истины. И почерк, без сомнения, женский.

— Тогда, значит, мы сходимся во мнении, Ватсон. Отлично! Попробуем разобраться в этом деле досконально?

— Непременно!

Таинственный пакет вызвал у него интерес, а у меня и подавно; его глубоко посаженные серые глаза даже засветились, когда он удалил оберточную бумагу и извлек на свет плоский кожаный футляр. Он протянул его мне, чтобы я смог рассмотреть.

— Вот что нам прислали, стало быть. Что скажете, Ватсон?

— Это набор хирургических инструментов.

— Вам и карты в руки — кто, кроме вас, лучше разбирается в таких вещах? Вам не кажется, что это довольно дорогой хирургический набор?

— Разумеется. Кожа на футляре необыкновенно хорошей выделки. Великолепная ручная работа.

Холмс поставил футляр на стол, открыл его, и мы молча стали разглядывать содержимое. В футляре был обычный набор инструментов. Каждый из них лежал в специально сделанном для него углублении футляра, устланного изнутри пурпурным бархатом. Одно из углублений было пустым.

— Какого инструмента не хватает, Ватсон?

— Большого скальпеля.

— Анатомического скальпеля, которым делают вскрытия, — кивнул Холмс и достал свою лупу. — О чем нам может сказать этот ящик? Ну, начнем с самого очевидного, — сказал он, тщательно осматривая футляр и его содержимое. — Инструменты принадлежали медику, который оказался в сложном финансовом положении.

Как обычно, я был принужден признать свою совершенную слепоту, сказав:

— Боюсь, что для вас это очевиднее, чем для меня.

Холмс, занятый своими исследованиями, рассеянно ответил:

— Если вам круто придется в жизни, Ватсон, что из своих вещей вы снесете в ломбард в последнюю очередь?

— Мои инструменты, естественно. Но…

— Вот то-то и оно.

— А откуда вы знаете, что этот ящичек сдавали в ломбард?

— У нас сразу два доказательства тому. Поглядите через лупу — вот сюда.

Я посмотрел на место, которое он указал.

— Белое пятно.

— Политура для чистки серебра. Ни один врач никогда не стал бы чистить свои инструменты такой жидкостью. Кто-то, кому был важен только внешний вид, чистил эти инструменты так, будто это простые столовые ножи.

— Сейчас, когда вы мне указали на это, Холмс, я могу только согласиться с вами. А какое второе свидетельство?

— Вот эти следы мела у шарнира. Их едва можно разглядеть теперь, но если постараться, можно разобрать, что здесь некогда был номер. Номер, который обычно ставят в ломбарде. Это, без сомнения, был номер квитанции.

Я ощутил, как кровь бросилась мне в лицо.

— Так значит, набор был украден! — воскликнул я. — Кто-то украл его у врача и сдал в ломбард.

Уверен, читатели поймут меня и простят мне горячность. Мне просто необыкновенно тяжело было представить себе иное: что какой-то медик даже в стесненных обстоятельствах окажется способен расстаться с инструментами своей благородной профессии.

Но Холмс лишил меня моих иллюзий.

— Боюсь, дорогой Ватсон, — сказал он, приходя в наилучшее расположение духа, — что вы без должного тщания осмотрели представленный вам материал. Владельцы ломбардов — люди очень осмотрительные. В их профессиональные обязанности входит не только оценка приносимых вещей, но и оценка людей, которые их приносят. Если бы у того из них, кто принимал этот операционный набор, возникла хотя бы тень подозрения, что он украден, он ни за что не выставил бы его на витрину. А именно это он и проделал, как вам, конечно, уже бросилось в глаза.

— Как мне, конечно, ничуть не бросилось в глаза! — сказал я несколько раздраженно. — Ради всего на свете, скажите, с чего вы взяли, что этот ящик был выставлен в витрине?

— Присмотритесь-ка получше, — сказал Холмс. — Этот ящичек открытым стоял в таком месте, где на него падали прямые солнечные лучи. Разве не такой вывод напрашивается при виде выцветшего бархата на внутренней поверхности крышки. А то, что он выцвел столь сильно, говорит нам, что ящичек простоял под солнечными лучами достаточно долго. Разве нельзя на этом основании сделать вывод, что он стоял в витрине?

Мне оставалось только кивнуть. Как всегда, когда Холмс пояснял, как он пришел к столь ошеломляющим результатам своих наблюдений, все казалось простым и понятным даже ребенку.