Мария Понизовская
Сезон урожая
Их костры инквизиции никогда не пылали. Но нам все равно вместе было не ужиться. Из-за них.
Они всегда любили называться коренными жителями, но корней этого города никогда не видали. Потому что там жили мы. Всегда».
Он думал, что будет сложнее. Но права была сестра, говоря: «Ты действительно чувствуешь, когда находишь
Осень здесь – занятное зрелище. Этот эклектичный город к концу сентября становился еще разнороднее, пестрее, рассыпчатее. Как в нем можно было отыскать хоть что-либо? Впрочем, Филипп любил головоломки.
На Покровке – вереница кондитерских, кофеен и ресторанчиков. Они выглядели так по-разному, а угощали почти одним и тем же. Но Филиппу нужно было одно
Задерживаться здесь Филипп не планировал.
– На обычном? – спросил его мальчишка за прилавком. – Молоке?
«А есть необычное?»
Филипп насмешливо прищурился, но ответил просто:
– Конечно, – и протянул три новенькие сотни.
Мальчишка смял их до хруста и выпорхнул из-за прилавка. Он казался немногим моложе самого Филиппа, был чистым и пропах пережаренными кофейными зернами. Мальчишка… мог бы подойти, конечно. Хоть и был совершенно не тем, что нужно. Однако…
Однако он еще пригодится. Попозже.
Кофе, когда-то десерт богачей, теперь обжигал пальцы через бумажные стенки дешевого стакана «навынос».
Филиппу нужно было убраться подальше от этого места. Пока что. Неплохо бы дойти до метро, но снова спускаться под землю так не хотелось…
Он стоял, будто изваяние, посреди тротуара. Если б не крышка, кофе давно выплеснулся бы на пальто – с такой силой врезались в Филиппа прохожие. Толкали в спину и бока. Скорее всего, он их раздражал.
На город обрушился дождь. Ливень не мог быть неожиданностью, но местным явно не пришелся по нраву. Они принялись натягивать на голову воротники, ускоряли шаг – хотя куда уж больше? – и прямо исчезали с улицы. Но Филипп местным не был. Точнее, был
Покровка быстро пустела. Филипп задрал голову, позволяя каплям разбиваться о лоб и скулы. Это было приятное, непривычное чувство. И даже головная боль, вызванная церковными куполами, нависающими над ним, была в тот миг… терпима.
Пальцы разжались над ближайшей урной. Бумажный стакан, доверху наполненный кофе, полетел в корзину. Содержимое выплеснулось на черный мусорный пакет.
Филипп постоял еще немного, позволив себе полюбоваться хмурым небом через слипающиеся от дождя ресницы. И нехотя отправился в путь. Медленным, очень прогулочным шагом, будто одежда не успела вымокнуть насквозь, а капли не текли ручьем за шиворот. Будто он мог позволить себе не соответствовать этому городу, не носиться как умалишенный по его улицам.
О, но ведь он и правда мог.
Ленинская библиотека – неожиданный выбор. Большинство людей уже давно не ходят в такие места.
Но
Пару раз в неделю. Сидела в читальном зале вся такая важная, будто составляла план порабощения человечества. Она была, конечно, не местной. Но делала все, чтобы слиться с Москвой, стать ее частью.
«
Ее имя – какая ирония! – ужасно подходило ей и всей ситуации. Вар-вара. Звучное и красивое, хотя Филиппа оно, конечно, забавляло. «Варвары» – так он называл тех, кто жил здесь.
Библиотека ее восхищала. Это было заметно по глазам. Филипп понимал, он тоже любил книги. Да и у мест, подобных этому, есть особое свойство – они заставляют время замирать. Так всегда происходит там, где прошлое встречается с настоящим.
«
Сегодня она опоздала. Не то чтобы Филипп волновался. В конце концов, она всегда приходила по четвергам.
Варвара влетела в Дубовый зал с такими сияющими глазами, что даже хмурый полумрак рассеялся на мгновение. Филипп невольно залюбовался.
Ему нравилось смотреть на ее лицо. Изучать. Оно было чудесным. И волосы, волосы тоже были, конечно, ужасно красивыми. Светло-коричневые, гладкие. Ему хотелось потрогать их…
Она опустилась на стул и принялась раскладывать тетрадки на столешнице с видом ученого, принимающегося за проект, что перевернет мир с ног на голову. И хотя еще не слишком стемнело, потянулась к зеленому светильнику. Она всегда его зажигала, даже если в окна било солнце. Просто потому, что, вероятно, любила этот славный атрибут давно минувшей эпохи. Он заставлял ее чувствовать себя… кем-то другим.