Девять драконов

В ответ дочь тайпана посмотрела на Вивиан взглядом, полным глубокого презрения.

— Думаете, вы первая, кто поднимает этот вопрос? Вы думаете, что я не ненавижу Ту Вэй Вонга? Умирая, мой отец сказал: «Доберись до него! Доберись до Ту Вэй Вонга!»

— И вы собираетесь игнорировать его волю?

— Смерть моего отца сделала меня хранителем хана, создававшегося трудами семи поколений, и все это может рухнуть. Обычная месть — это роскошь, которую я не могу себе позволить сейчас.

— Это звучит как удобная отговорка, чтобы ничего не делать, — подстрекала ее Вивиан. В то время как Фиона и врач беспокоились о якобы потере Викки всех чувств, она была погружена в ненависть к Ту Вэй Вонгу, в свою боль и ограниченность возможности мести. Она уже так много пережила к этому моменту и не позволит никому, а уж тем более Вивиан Ло, заставить разделить участь отца.

— Выжить — вот моя месть. Ту Вэй Вонг не выгонит Макфаркаров из Гонконга. Он будет просыпаться каждый день с сознанием того, что дочь Дункана Макинтоша по-прежнему занята делом своего отца.

— Занята делом, как обычно?

Изо всех сил стараясь сдержать свой гнев, Викки взяла книгу со столика. «Трактат о военном искусстве».

— Вы читали Сунь-цзы, Вивиан?

— Да. И должна сказать, удивлена, что вы тоже читали.

— Я читала ее в первый раз, когда мне было двенадцать лет. Сунь-цзы говорит: «Та, которая знает, когда она может сражаться и когда не может,победит». Я — деловая женщина, Вивиан, нынешний тайпан борющегося хана. Я — не полицейский, не детектив и определенно — не политик. И не революционер, кстати. Я не знаю, как вы убедили этого старого человека, но он заплатил свою цену.

Обвинения хлынули на Вивиан, как кипяток. Она никогда не доставит дочери Дункана удовольствия спорить о том, кто кого уговорил и кто заплатил цену за провал. Но была одна ложь, мимо которой она не могла пройти.

— Он не был старым, — сказала она со спокойным достоинством. — Он был моим прекрасным возлюбленным.

— Вон! — закричала Викки. Ее руки взлетели к голове, лицо исказилось болью. — Вон! — закричала она опять.

Когда она снова смогла говорить, она прошептала:

— Вон… Пожалуйста, уходите.

— Вы ревнуете?

— Это вас удивляет? А как бы вы себя чувствовали?

— Это безумие, Виктория. Ваш отец никогда не давал мне того, чего вы от него хотели.

— Любви?

— Отцовской любви. Могу заверить вас в этом.

— Не смешите меня.

— Вовсе нет. Виктория, если бы мой отец был жив и то, что вы были бы его возлюбленной, делало бы его счастливым, — я была бы счастлива. Почему вы не можете сделать этого для вашего отца?

Она проглотила ужасные слова, готовые сорваться с губ, что ее отец никогда не любил ее. Самое большее, что она могла сказать Вивиан, было:

— Вам повезло. Звучит так, будто вы никогда не сомневались в своем отце.

— Да, мне повезло. Он никогда не давал мне повода сомневаться в его любви.

— Отлично, и мой тоже, — быстро сказала Викки. — По крайней мере, до того, как он рискнул всем, что было моим, моей матери и моих братьев из-за вас.

— Не из-за меня. Разве вы не понимаете, Викки? Не из-за меня. Ради Гонконга. Ради всех нас.

— Вы очень патетичны в своей вере. Теперь я могу понять, как вы уговорили его. Но вы не сделаете это со мной. Я по-прежнему собираюсь уволить вас.

Вивиан открыла дверь. Встревоженные сиделки прибежали на этот звук.

— Боюсь, — сказала она, — что вы не можете уволить меня.

— Что? Вы льстите себе. Ради Бога. Но только освободите свой офис к вечеру.

— Это не так просто, как вам кажется.

— О, разве? Смотрите.

Она повернула монитор своего компьютера в сторону Вивиан, чувствуя, что она вне себя. Но ей слишком много делали больно, чтобы она могла осознавать то, что делает.

— Смотрите на экран, Вивиан. Смотрите, как я печатаю пресс-релиз. Вон!Уходите! — крикнула она сиделкам и нажала на клавиатуру, слезы лились по ее лицу.