Девять драконов

И впрямь в следующем просвете они увидели, как толпа редеет под упорным натиском вооруженной полиции.

— Огонь!

Еще один залп, и на этот раз бегство толпы вызвало радостные крики рыбаков, стоящих на своих рулевых рубках, — они приветствовали своего извечного врага — полицию. Но потом взорвался еще один бензобак, и куски пламени посыпались с неба.

— А-а-а! — закричала старая женщина. Пламя лизало холст рубки. Викки схватила черпак и плеснула воду на огонь.

— Еще! — взвизгнула женщина, и они лили воду, пока обе не увидели, что ни одной пылающей искры не осталось на полотне или сухом дереве возле него.

Новые звуки сирены возвестили о прибытии пожарной бригады, долго пробивавшейся сквозь транспортные пробки. Пожарные лили воду на горящие машины, и пламя захлебнулось, погрузив «убежище от тайфунов» в неожиданную темноту. Мотор сампана стал затихать, и Викки увидела знакомый силуэт носа «Вихря» и на нем — фигуру Ай Цзи.

Она достала деньги из сумочки и вложила их в руку старой женщины. Ай Цзи помог Викки подняться на борт.

— Мисси! Все в порядке.

— Мама?

— О’кей, она внизу. Я вернулся. С ней все хорошо.

Девушка прыгнула в люк, когда полиция опять пустила в ход слезоточивый газ. Кричали мегафоны, выли сирены и вертолеты летали над Коулуном.

— Мама? Где ты?

Она на ощупь нашла путь через полутемный салон и по коридору, ведущему в каюту на корме, где, скорее всего, прячется мать.

— Мама! — звала она. — Я здесь. Все хорошо.

Она нашла выключатель, потом постучала в дверь.

— Это я!

Не услышав ничего в ответ, она постучала опять, а потом открыла ее со страхом.

— Мама, это я, Викки.

Свет был неярким. Она увидела свою мать в халате, свернувшуюся калачиком на кровати. На ночном столике стоял пустой бокал для шампанского, лежащего в холодильнике.

— Мама!

Салли Фаркар-Макинтош открыла глаза с улыбкой.

— Привет, дорогая, — пробормотала она сонно. — С Новым годом!

— С тобой все в порядке?

— Все отлично. Как хорошо, что ты пришла. Ты оставила своих друзей?

— Я беспокоилась о тебе.

— А почему?

— Беспорядки…

— Какие беспорядки?

Она зевнула, потянулась, закрыла глаза и опять погрузилась в сон.

Викки упала в кресло, ее мозг сковало оцепенение. Постепенно шум с берега стал утихать. Она поднялась на палубу и увидела, что огонь был потушен и полиция контролировала ситуацию.

— Ай Цзи, спасибо тебе. Я останусь здесь на ночь. Иди домой.

— Спасибо, Мисси.

Он резко свистнул, мотор сампана заработал, и лодка направилась к ним.

— А с твоей семьей все в порядке? — спросила Викки.

— Они все в полном порядке. Один бандит хотел забраться на джонку. Его скинули острогой.

— Слава Богу. Твоей семье нужна помощь с полицией?

Бог знает, как полиция оценит действия танка, защищавших свои джонки в пылу битвы, и она чувствовала, что ее семья должна защитить семью Ай Цзи.

Китаец усмехнулся:

— Пока нет.

— Тогда дай мне знать. Я скажу тайпану.

Низкий сампан подошел к борту яхты — его вела хорошенькая девушка. Ай Цзи перескочил через борт и был таков. Викки пошла вниз, нашла пиво в холодильнике и вернулась к матери, которая слегка похрапывала. Викки развязала пояс ее халата и накрыла мать одеялом. Потом села, потягивая пиво, и ей становилось все грустнее и грустнее.

Какой это был жуткий год! Бедный Хьюго. Бедная мама. Ее парень, не вынесший напряжения. Потерянный отель в Нью-Йорке. Другой тоже уже почти потерян на Кай Тэ.

Настырные китайцы. Она начала плакать, думая о своем муже Джеффе, которого не видела уже много лет. Почему она о нем плачет, спрашивала себя Викки и поняла, что плачет о себе, о девушке, которой она была, когда позволила отцу втянуть себя в замужество. Глупая девчонка, которая до сих пор задирает голову так, что он всегда может щелкнуть ее по носу. Ее жизнь могла бы сложиться по-другому, если бы она осталась в Нью-Йорке после окончания колледжа и занималась своей собственной карьерой. Она могла преуспеть и вернулась бы домой как равная, вместо того чтобы склеивать осколки его треснувшей империи.

Хьюго никогда не узнает, как они горюют о нем, думала она с горечью. Бедная Фиона. Бедные дети. Трудно представить, что 1997-й может быть еще хуже 1996-го, но Викки знала, что так оно и будет. На этой мысли самообладание опять покинуло ее, и Викки почувствовала, как внутри ее нарастают глубокие рыдания и сотрясают все тело.

Это просто разрядка после того, как она очертя голову бежала к матери — лишь бы увидеть ее и узнать, что с ней все в порядке, говорила она себе. Совершенно нормальная реакция, твердила она, запоздалый отклик. Беда в том, что она становилась раздавленной запоздалыми откликами на все ужасные события, случившиеся в прошедшем году. Слишком уж много их было. Она пыталась сопротивляться этой боли, защититься пивом. Но дело зашло слишком далеко, и зубы ее застучали по горлышку бутылки, когда громкие рыданья потрясли ее до самой глубины.

Мать заворочалась.