Однажды я пришел домой, то есть в покой 117 Отеля «Плутон», раньше обычного. Алисы почему-то не было дома. Это не то чтобы взволновало меня; мне даже в голову не пришло увидеть в этом хоть что-либо настораживающее. Вернулся раньше Алисы: что в этом удивительного?
На следующий день картина повторилась: я возвращаюсь – Алисы нет.
– Где ты была? И вчера, и сегодня… – спросил я со смехом.
– А, заметил моё отсутствие… – улыбнулась Алиса.
– Так где же ты пропадала?
– Можно, это будет моей маленькой тайной? Ничего серьёзного, но мне бы не хотелось об этом говорить. Тем более, что это касается не только меня.
– Ладно, – сказал я. – Черешни хочешь?
Я был в Минске и привёз целое ведро спелой крымской черешни.
– Хочу. От неё полнеют, в ней много глюкозы, но я всё равно хочу.
– А почему бы тебе не располнеть? – невинно поинтересовался я.
– Перестань, – пресекла Алиса мои как бы шутливые поползновения. У нас не было детей, хотя, казалось, были все возможности их иметь. К нашим услугам была солидная медицинская поддержка. Алиса делала сложные обследования, но мне пока ничего об этом не говорила. «Пока не время». Я знал, что она очень переживает по этому поводу. Сам я тоже хотел иметь детей с Алисой.
Я поставил перед ней миску мытых ягод – крепких, словно отполированных, ядрышек.
– Веня попросил тебя зайти к нему.
– Барон? – удивился я. – Когда?
Обычно с такой просьбой звонил мне либо он сам, ибо его секретарша, молоденькая японка Ёсико, которой были знакомы, казалось, только эмоции робота, «озабоченного» исключительно работой. Она включала и выключала улыбку, никогда не повышала тона, носила строгие деловые костюмы и следила за секундами. Общение с ней не предполагало ничего личного. Боюсь, даже сам Маркиз и не пытался разглядеть в ней женщину.
– Завтра утром. К девяти.
– Завтра?
Здесь я удивился ещё больше. Барон не выносил моего общества в больших дозах. Мы встречались не чаще трёх раз в месяц.
– А где ты его видела?
– Была у него в апартаментах, – коротко ответила Алиса.
– У Венеры?
Алиса сделала знак рукой (ладонь резко отталкивает от себя воздух и ставит невидимый заслон): больше не хочу об этом говорить. Отношения двух сестёр – это как раз та область, в которой и я хотел знать далеко не всё.
К девяти – значит, без одной секунды девять.
Я вступаю в приёмную. Никого нет. Через секунду загорается большое зеленоватое табло: «Войдите» (на русском и английском).
Я, давно привыкший ничему не удивляться и уж тем более не проявлять чудеса тактичности (это всегда вылазило мне боком), вхожу в кабинет. За столом сидит обнажённый Барон, у него на коленях – раскоряченная нимфа Ёсико (с бесстрастным лицом). Барон сосёт у нее небольшую крепкую грудь и ничуть не смущается моим присутствием. Я видел и не такое, естественно, поэтому просто молчу. Публичный секс – это излюбленный способ Маркиза унижать людей, в упор «не замечая» их присутствия: он заставляет гостей и друзей лицезреть интимные, интимнейшие подробности и тем самым низводит всех присутствующих до уровня лакеев или крепостных, до уровня лакированной кожаной мебели, до уровня плинтуса. «Не пристало барину стесняться грубых, неразвитых холопов», – сквозит в каждом его движении. Он, словно фараон, уверовавший в свою исключительность, просто не желает замечать никого вокруг, когда дело касается его удовольствия. Это принцип его идеологии и политики. Кажется, у него нет никаких секретов от окружающих, до того он органичен – однако берегитесь: Барон ничего не делает просто так. Вся его непосредственность продиктована далеко не безобидными умыслами, против которых вы всегда бессильны: в этом его настоящая исключительность, которую он по-настоящему ценит.
– Будешь? – он предлагает мне Ёсико, похлопывая её по заднице. Та не прекращает своих медленных круговых движений.
– Нет, – говорю я, уже в который раз отказываясь от сексуальных подношений с барского стола, который частенько служит ложем.
– А что так? – любопытствует Барон, без церемоний заставляя даму менять позу и ритм.
– Мне хватает Алисы. Ты же знаешь.
Он смеётся, давая понять японке, что желает сию же секунду перейти к минету. Та исполняет всё без лишних движений, активно и проворно. Барон блаженствует. А мне видна вся её розоватая промежность.
– Вот сука, чувствует меня на клеточном уровне, а сама никогда не кончает, – говорит он о наложнице в третьем лице. Та словно не слышит его слов. Трудится прилежно, молчаливо, демонстрируя искусство устойчивого крещендо.
– Давай жопу, – хрипит уже Барон.
Ёсико опрокидывается на спину и раздвигает руками ягодицы. Маркиз почти с разбегу всаживает в неё свой подрагивающий клинок, после чего с самурайскими воплями начинает долбить её, как резиновую.
Закончив процедуру (как назвать её: секс раунд?), он набрасывает халат и утомлённо присаживается в кресло, ничего не комментируя.
– Так будешь или нет? – указывает он на Ёсико, которая сидит на столе в позе лотоса, готовая, очевидно, к любому продолжению делового утра.
– Нет, – говорю я. Меня выдают и предают хрипотца, двусмысленная пауза и совершенно неубедительный тон.