Джессика откинулась на кресло, держа перед собой журнал, и у меня в голове мелькнула мысль о том, чтобы рассказать ей правду. Женщина, возможно, поверила бы мне, если бы внимательно посмотрела на фотографию моей матери: у нас были одинаковые сине-зелёные кошачьи глаза, одни и те же скулы. Правда, уж кто действительно был похож на неё, так это Луна. Рассказав ей правду, я подарила бы ей историю, которую она отнесла бы туда, куда направлялась, а я стала бы знаменитой на каких—то нескольких минут, пусть всего лишь как дочь. Но тут подошла стюардесса и велела мне убрать под ноги сумку, и Джессика протянула мне журнал.
– Спасибо, – сказала она. – Ничто так не заставляет чувствовать себя молодым и старым одновременно, как воспоминания, – она достала из косметички, лежавшей на коленях, помаду и стала без зеркала красить ею губы, да так быстро, будто делала это уже тысячу раз. Почувствовав, как нос самолета опустился по направлению к земле, я повернулась к иллюминатору. Теперь вместо облаков я могла увидеть воду – широченный синий Атлантический океан – и изгиб береговой линии Лонг-Айленда.
Самолёт медленно спускался с неба, а я смотрела на обложку журнала с маминой фотографией. Если бы я захотела рассказать историю, то с чего бы начала? «Мама назвала нас обеих в честь луны», – сказала бы я. «Она пыталась создать для нас свою вселенную в прошлой жизни, но потом что-то заставило её всё поменять. Наш отец продолжил писать музыку и остался в Нью-Йорке, будучи знаменитым. И, в конечном счёте, почти три года назад, он просто перестал звонить».
Аэропорт становился всё ближе, как и Луна. Где-то там внизу, в его залах с огромными окнами, она наносила на губы блеск, читала книгу, напевая песню и слушая свой айпод.
Она ждала... меня.
Глава 8
Стоило нам подъехать на такси к дому, как в автокресле проснулась и потянулась Луна, вытянув из-под покрывал крошечный кулачок. Томас, наш швейцар, открыл для меня дверь и впустил в салон весенний ветерок.
– Миссис Фэррис, – мужчина обращался ко мне так, несмотря на многократные просьбы называть меня просто Мэг. – Добро пожаловать домой, – он посмотрел на дочку. – Привет, малышка.
– Мы назвали её Луной, – сказала я, отстёгивая её от кресла.
– Красавица, – произнес Томас.
Он подал мне руку, и я, подхватив Луну другой, согнутой в локте, рукой, выскользнула из машины. Девочка казалась лёгким перышком, и я вдруг поняла, что никогда не держала вот так детей в реальной жизни. Да вообще никогда! После того как родилась моя сестра – мне тогда было три года – точно никого. И то, я тогда держала её под надзором взрослых, сидя на диване с подложенными под руку подушками. Я даже не помнила этого, но видела на фотографиях.
Кирен уже вышел из машины с другой стороны и, стоя на обочине, протянул ко мне руки. Я неуклюже передала ему кроху, поддерживая обеими руками, пока не убедилась в надёжности его объятий. Он приподнял Луну, показывая ей дом.
– Вот тут мы и живём, – сказала Кирен. Мы стояли в тени дома, но малышка всё равно моргала от света. Муж посмотрел на меня и прислонился губами к уху Луны. – Твоя мамочка напишет о тебе очень много песен.
Краем глаза я кого-то увидела и напряглась, думая, что это фанат или, того хуже, фотограф. Но это оказалась пожилая женщина с чересчур прямой спиной в костюме от Шанель – одна из тех дам из Нью-Йорка, что чаще встречаются в районе Верхнего Ист-Сайда, нежели в Уэст-Виллидже, где жили мы. Я была уверена, что она не имела ни малейшего представления о том, кем мы были, но всё же она остановилась на тротуаре рядом с нами.
– Какая красивая малышка, – сказала она. На ней были панорамные солнцезащитные очки, которые женщина ненадолго спустила вниз. Её глаза были синими и влажными.
– Спасибо, – ответила я. Было чувство, будто я только что прошла тест.
– О, да, – сказал Кирен, – разве не красотка?
Мы все кивнули. Я, женщина и Томас. Мы все улыбались.
Какое-то время женщина стояла на тротуаре, глядя на нас. Казалось, будто мы позировали, но рядом не было никого с фотоаппаратом, потому что никто не знал, где мы живём. Пока.
– Любите её столько, сколько понадобится, – сказала женщина. – Но не слишком сильно, – она подняла вверх свой указательный палец. – Вот в чём секрет.
– Я постараюсь, – сказала я.
Она кивнула.
– Да тебя шатает, а ты даже не держишь её, – сказала женщина, и тут я поняла, что она права. Три дня с ребёнком, а я уже не могла стоять так, как раньше, спокойно. Словно в моих костях заплутала какая-то новая музыка и теперь пыталась выбраться наружу.
Женщина улыбнулась и сказала:
– Думаю, у вас всё будет просто чудесно, – и она пошла своей дорогой. И тут Луна принялась вопить, резко вскрикивая тоненьким голоском. Подобно сирене, прорезывавшей безмятежную ночную тишь. Кирен протянул дочку мне.
Я взяла Луну на руки, и дочка замолчала. На секунду, за которую она крепко зажмурилась и открыла рот, чтобы издать новый оглушительный визг.
– У неё твои лёгкие, – сказал Кирен.