И всё было действительно замечательно... поначалу. Кирен опаздывал, но меня это не удивляло. Единственными людьми, заметившими нас, были несколько подростков, шедших домой из школы. Какое-то время они просто сидели на скамейке и наблюдали, поэтому вполне могли догадаться, что это и вправду я. Мне было не трудно дать автограф в их тетрадях, когда ребята осмелились подойти, или улыбаться, когда они рассказывали мне про свои любимые песни с нашего нового альбома. Но после них появились два фотографа. «Фрилансеры», – подумала я, потому что те не сказали, на кого работали. Когда один из них попытался залезть своей камерой прямо в лицо Луны, я услышала, как она стала звать меня своим тоненьким испуганным голоском. В те секунды, когда я потеряла дочь из виду, я совершенно не могла дышать, будто кто-то сжимал мою грудную клетку. Будто в мире не осталось воздуха. Другой фотограф стоял в пяти футах от меня, закрыв лицо за камерой.
– Мэг! Можно нам посмотреть на малыша?
Я не сказала «нет». Вообще ничего не сказала, а просто постаралась ухватиться за Луну, но фотограф не давал мне прохода.
– Уйди с дороги, – сказала, точнее, прорычала, я. Луна заплакала, и я смогла проскочить мимо и взять её за руку.
– Ладно тебе, Мэг, – сказал тот фотограф, продолжая щёлкать камерой. – Всего несколько снимков.
Я притянула Луну к себе, как вдруг из ниоткуда появился Кирен и подхватил её на руки. На долю секунды он замер перед фотографами, пока они сверкали вспышками, после чего взял мою руку.
Вспомнив это, во мне начала закипать былая злость.
– Ты им позировал, – обвинила его я.
– Не будь смешной, – отмахнулся Кирен. – Я не позировал, а остановился. Пытался сообразить, куда идти.
– Да куда угодно надо было идти. От них надо бежать.
– Я пытался, – оправдывался Кирен, но я покачала головой.
Сидевшая на полу Луна делала вид, будто читает книгу с фиолетовым енотом на обложке.
– Могло произойти всё, что угодно, – сказала я, чувствуя подступавшие слёзы. – Мне было страшно.
– Мэг, это были фотографы, а не какие-нибудь маньяки.
– Они вели себя как маньяки, – парировала я.
Кирен положил свою руку на мою, но я высвободила её.
– Что, если это было ошибкой? – спросила я.
– Что именно?
– Всё это. То, что думали, что сумеем сохранить и «Shelter», и семью.
Я покачала головой и положила ладонь поверх тёплой пушистой головки Фиби. Малышка всё ещё спала.
– Я не хочу, чтобы девочки так росли.
– Зай, это было всего один раз, – сказал Кирен. Он взял меня пальцами за подбородок и посмотрел прямо в глаза.
– Ну, да. И именно в этот самый раз Луна впервые в жизни была на детской площадке.
– Она это не запомнит, – сказал он. – Мы отведём её туда ещё раз, и всё будет хорошо. Сегодня просто не повезло.
За неделю до этого мы были в Чикаго, пели на фестивале у озера, где был наш первый концерт с тех пор, как родилась Фиби. Ранним вечером мы играли в свете утомлённого солнца, и я очень старалась, но мой голос скрипел, а дыхание сбивалось. Когда мы вернулись в отель, девочки уже спали. Как и Кит, растянувшаяся на двуспальной кровати рядом с Луной. Я не стала её будить.
Утром мы все завтракали блинчиками с черникой и дыней в гостиничном ресторане. Я заметила пару девушек за столом позади нас, лет двадцати с небольшим. Они наблюдали за нами и шептались. Через несколько минут одна из них подошла к нам с листовкой фестиваля.
– Вы не дадите автограф? – спросила девушка.
Я ничего не сказала, но постаралась улыбнуться.
– Конечно, – сказал Кирен и взял у нее ручку. Он черкнул своё имя через весь лист, и передал ручку мне. Я расписалась ниже.
Луна наблюдала за происходящим.
– А ты не хочешь расписаться? – спросила девушка.
Девочка расплылась в улыбке и взяла в ладошку зелёный карандаш, которым недавно рисовала. Внизу листовки она вывела петлеобразную закорючку.
– Спасибо, Луна, – поблагодарила девушка.
Я вздрогнула, когда услышала от незнакомки имя своей дочери, но этого никто не заметил. Девушка вернулась за свой стол, а Кирен – к своему завтраку. Мне же больше не хотелось есть.
– Уже приучаете? – спросила Кит, и в её словах была слышна улыбка. Я удивленно посмотрела на сестру, и она нахмурилась.
Кирен пожал плечами и произнес:
– Такова часть игры.
Я посмотрела на него.
– Наша жизнь – не игра.
– Это просто автограф, – сказал Кирен. – Цена за вход.
«Вход куда?» – хотела я спросить, но не стала.
Сидя сейчас в гостиной, я посмотрела на него и сказала:
– Ты любишь это, – он не взглянул на меня. – Ты любишь то, что нас везде узнают.
Кирен резко повернулся ко мне.
– А ты нет. Ты никогда это не любила.
В свете от окна я могла видеть шрам, который шёл вдоль линии его подбородка, тонкий, как шелковая нить. Во время семейного отдыха на полуострове Кейп—Код он упал с велосипеда. Ему тогда было шесть лет. Эту историю мне рассказала его мать в нашу первую встречу в том самом коттедже, посреди пляжа.
Я почти дотянулась до Кирена, чтобы провести пальцами вдоль шрама, а может, чтобы положить ладонь ему на плечо. Думаю, я хотела убедиться в том, что он всё также реален. Простой человек, а не рок-звезда. Не идол, а плоть и кровь.