Девчонки, я приехал!

Вот под Новый год ей вдруг показалось, что дома вовсе нет на свете — ведь не может так быть, чтоб он остался один, без них! Надинька принялась вспоминать: всякий уголок сада, каждую яблоню, трещины на полу террасы, паркет в столовой, резьбу на дверях буфета! И как дворник чистил после снегопада дорожки, ровно-ровно, по ниточке, и как сверкал снег, когда из окон террасы падал на сугробы разноцветный свет, синий, зелёный, красный! В окнах были затейливые витражи. И как на санях привозили из леса ёлку, правил всегда один и тот же бородатый дядька в тулупе. Агаша поила его на кухне чаем, делала бутерброды, а Надиньке выдавалась горбушка чёрного хлеба с солью — угостить большую смирную лошадь. Лошадь переступала ногами, гремела сбруей, косилась на Надиньку и брала с ладони хлеб тёплыми шершавыми губами, от которых на морозе шёл пар. Большие деревенские сани были устланы сеном, от которого пахло травой и конюшней, ёлка лежала на мешковине, и каждый год Надиньке казалось, что лучше этой ёлки у них никогда не было!..

Она должна поехать, проведать дом. Просто посмотреть из-за калитки, может быть, обойти вокруг, если дорожки расчищены.

Надинька специально заранее съездила на станцию, изучила зимнее расписание поездов, и получилось, что, если она вызовется отвечать первой, успеет и туда, и обратно.

Экзамен она сдала легко и красиво.

— Отлично, товарищ Кольцова, — со сдержанным удовольствием сказал ей профессор, возвращая зачётку. — Так держать. Из вас выйдет крепкий инженер.

Надинька старалась не слишком собой гордиться — это как-то не по-комсомольски! — и всё же страшно гордилась. Конспекты она отдала Мирке, которая, как обычно, не знала ни одной формулы, но умела вывести любую — Мирра была самой умной студенткой на курсе.

Из аптеки Надинька даже ухитрилась позвонить Агаше.

Подошла, конечно, бабуся Колпакова.

— Позовите Агашу, — попросила Надинька весело.

— Нету её, — мстительно отозвалась бабуся. — Как с утра ушла, так и не возверталась!

— Передайте ей, пожалуйста, что у меня «отлично»! И сессия сдана!

— Я передатчиком служить не нанималась, — ответила бабуся и положила трубку.

Надинька засмеялась и скорчила телефону рожу.

Как только она выскочила из тёплой аптеки на морозную улицу, её окликнули:

— Надежда!

Надинька проехалась по утоптанному снегу, чуть не упала, замахала руками и схватилась за ствол липы.

— Коля?

Он подошёл и крепко пожал ей руку.

— Сдала?

Надинька кивнула, поправляя беличью мамину шапочку.

— А ты?

— Я сразу за тобой пошёл отвечать.

— Ну? «Пять»?

— «Четыре».

— «Четыре», — сказала Надинька, — это хорошо!.. Правда?

Однокурсник Коля вздохнул. Надинька очень нравилась ему, но казалось немного странным, что рыжая девчонка учится, словно не прикладывая никаких усилий, и всё время на «отлично», а он сидит и зубрит, а больше «четырёх» всё равно не выходит!

— Ты домой? Можно я тебя провожу?

Надинька удивилась.

— Вообще-то я на поезд, — призналась она. — Мне нужно за город.

— Так я тебя за город провожу, — обрадовался Коля.

Надиньке совсем не нужна была компания, ей хотелось повидаться с домом — они слишком давно не виделись, — но как отказать, чтоб не показаться невежливой и заносчивой, она не знала.

— Ну, пожалуйста, — согласилась она. — Но это неблизко.

— Ты на лыжах, что ли, собралась?

— Почему ты решил? Нет, просто мне нужно съездить.

— Двадцать пятого января назначен лыжный поход, — сказал Коля. Они шли в толпе, всё густевшей по мере приближения к метро. — Ты пойдёшь? Говорят, под Дмитровом хорошее катание.

— Ещё не знаю, буду ли свободна, — отвечала Надинька. — Я в каникулы на кафедре работаю.

— Тоже дело, — похвалил Коля. — Я вообще думаю на вечерний переходить, чтоб работать и учиться! Так толку больше, и матери стану помогать. Она у меня одна колотится.

Разговаривать им было не о чем.

Странное дело! Вот с Серёжей они никак не могли наговориться. Когда в первый день расстались, Надинька недоумевала — они так ни о чём и не успели поговорить!

В поезде Коля рассказывал о жизни где-то под Челябой, там «колотилась» его мать. Надинька вежливо слушала.

Вагон был холодный, летний, от заросших льдом окон так сквозило, что приходилось то и дело поворачиваться спиной и прикрывать варежкой зябнущее ухо.

На станции из поезда вышли трое — Надинька с Колей и какой-то мрачный тип с солдатским вещмешком за плечами. Когда поезд прогремел, удаляясь, сделалось тихо-тихо, только слышно, как кричат галки и скрипит под ногами снег.

— А тебе зачем сюда? К бабке, что ли?

Надинька не поняла.

— Ну, у тебя бабушка тут в деревне?

— Мы здесь раньше жили, — объяснила Надинька. — На даче. Мне хочется дом проведать.

— На да-аче, — удивился Коля. — А вот я не пойму, для чего трудящемуся человеку дача!..

— Чтоб отдыхать, — туманно объяснила Надинька. — После работы.

— Отдыхать культурно надо. На стадионе или в библиотеке. В концерт сходить или в музей. А в деревне разве отдых? В деревне своей работы полно.

В поле на них налетел морозный ветер, исхлестал по щекам, забрался под шапки и пальто. Надинька ёжилась и время от времени шла спиной вперёд. Зато в рощице сразу стало тихо.