— Нет, не думаю. Командор переговоры все из своей машины вёл, в одиночку. Шокер просто исполнял приказы, где меня загрузить в машину, где выгрузить. Но поскольку Шокер не дурак, он наверняка всё понял, но, скорее всего, не сразу, а потом, когда стало известно о моём побеге. И конечно же, ему было ясно, что терракотовые это дело так не оставят…
— Значит, Шокер признался просто, чтобы никто не стал копать дальше? Чтобы вывести брата из-под подозрений?
— Да наверняка, — уверенно сказал Марек.
— А донос?
— Понятия не имею. Если только Шокер такой хитрый, что сам на себя написал, для верности.
— Значит, командор…
— Это мой верный надёжный товарищ, уже много лет. Мы с ним вместе очень много людей спрятали.
— Зачем ему в этом участвовать? Это так на него не похоже!..
— Затем, видимо, что совесть у него есть, — возразил Марек.
— Ну, это как смотреть, — пробурчала я. — Кое в чём Йан Клайар — большая сволочь.
Марат пожал плечами:
— Я не судья, Кирюша, ни ему, ни тебе. Если между вами что-то не заладилось, я в это вмешиваться не хочу. Я сам таких узлов в личной жизни навязал, что в советчики не гожусь.
— Ну, хорошо, — я постаралась собраться с мыслями. — Теперь кое-что понятно. Вот одного никак не пойму, Марек, тебе-то зачем это надо?
— А что конкретно тебе не нравится? Что я людям помогаю?
— Что за тобой терракотовые по всему мирозданию гоняются, вот что мне не нравится.
— Ну пусть гоняются, это их работа, — пожал плечами Марек. — А это моя работа: вытаскивать людей, которым грозит опасность из-за того, что они не хотят жить так, как все, и не хотят думать так, как большинство. Такие люди часто попадают в беду, хотя никому никакого вреда не причиняют, и уж точно не потрясают основ. Они имеют право просто жить в безопасности, и есть такие невидимые цепочки, которые им помогают.
— Всё равно не понимаю, почему ты, именно ты этим занимаешься? Разве это не дело гатрийцев — спасать своих?
Марат внимательно на меня посмотрел:
— Ты десять лет была наёмницей гатрийского государства, стольких людей знаешь, столько времени провела на поверхности, а отзываешься о гатрийцах, как о чём-то совершенно для тебя чужом.
— Если бы! Хотела бы я, чтобы они были мне чужими! Достали они меня, знаешь, как? Мужики гатрийские особенно!..
Марат глубоко задумался о чём-то, потом всё-таки нетерпеливо побарабанил пальцами по столу.
— Кирюш, нам надо поговорить о чём-то очень важном… И оно тебе, скорее всего, не понравится.
— Оно мне уже не нравится, — проворчала я. — Один твой тон чего стоит.
— Кира, ты за эти годы ни разу не виделась с родителями. Почему?
— Откуда ты знаешь, что не виделась?
— Знаю, потому что я — виделся, — ответил Марат.
— О, стыдить собрался? Ну давай, мало мне всякого выслушивать приходилось, давай ты ещё поучи! — разозлилась я.
— Я вопрос задал. Простой, кстати. Если отвечать честно, то вопрос простой очень, — пожал плечами Марат. — А выпендриваться друг перед другом и казаться лучше, чем мы есть, нам с тобой не надо. Поэтому можешь просто ответить, почему.
— Не виделась, потому что не хотела. Потому что ненавидела я их! За всё! За то, что наплевать им на нас было, за то, что они тебя даже не вспоминали, когда ты ушёл, за то, что и меня держать не собирались! Если им до нас не было дела, почему мне должно быть дело до них?
Марат осторожно погладил меня по плечу:
— Не злись, Кирюх. Я спросил — ты ответила. Тебе, может, всё равно, но скажу, что отец умер давно уже, а мать снова замуж вышла и уехала в другой город. Я виделся с ней два года назад, а недавно она тоже умерла.
— Ты прав: мне всё равно.
— Ну тогда, ты, должно быть, не сильно огорчишься, если я тебе скажу, что они нам родителями и не были.
— Что?! Как это?
— Они нас усыновили очень давно, тебе ещё и года не было.
— Ну и на хрена они нас усыновляли, да ещё двоих, если не собирались нас любить?
— Задачи им такой не ставили, любить нас, — усмехнулся Марек. — Любить и своих-то детей не каждому дано, а тут и вовсе. Бывает, конечно, всякое, но нам с тобой такой бонус не достался. Их задачей было вырастить нас, они её выполнили… Так что ты зла на них не держи, это бессмысленно. Наоборот, лучше вспомни добрым словом, они старались.
— Марек, я заору сейчас… — я вцепилась в брата, чувствуя, что у меня вот-вот нервы не выдержат.
— Эх, Кирюха, всё я тебе испортил… — грустно проговорил Марек и попытался погладить меня по голове.
Я оттолкнула его, обняла себя за плечи и сложилась пополам.
Я смирилась с тем, что меня не любили, а значит, я ничем никому не обязана. В моей голове всё давно лежало по полочкам и совсем перестало мне мешать. Но сейчас в голове перегорел какой-то очень важный предохранитель, который удерживал всё на местах.
— Марек, ты сказал «задачи им такой не ставили»… Кто? Кто им ставил задачу?
— Ну я не знаю, кто двадцать пять лет назад сидел здесь на моём месте, — вздохнул Марек. — Но это был именно он, я полагаю.
Я разогнулась, взглянула на брата. Он тревожно смотрел мне в глаза.
— Ты меня пытаешься подвести к какой-то мысли, да?.. Хочешь, чтобы до меня что-то дошло?
Он кивнул.