Девчонка БЕСпредела

– Ну же, иди сюда! – он придвинулся поближе и заключил ее в объятья. Тело его обмякло и расплылось, подобно клубничному желе. Было заметно, что парень тащится сам от себя.

Девушка отвернулась и попыталась высвободиться, но тут ее взгляд задержался на руке, ее обнимавшей. Часы у кавалера оказались дорогими и стильными. Всем требованиям «хорошего понта» они отвечали. Девушка зажмурилась и ответила на поцелуй.

Молодой человек запустил пальцы ей в волосы и с силой дернул вниз.

– Ай! – взвизгнула несчастная, только что на собственном опыте познавшая, что означает выражение «звезды посыпались из глаз».

– Ты чего? Это же заводит! – удивился ухажер и снова полез с поцелуями.

– Я домой! – девушка вскочила и бросилась к выходу.

– Да стой ты! – пытаясь остановить убегающую гостью, он снова схватил ее за волосы.

– Помогите! Извращенец! – заверещала она и, не оглядываясь, вылетела из квартиры.

Картина пятая, смотреть которую тоже не хотелось, но в которой присутствовала Дарья

На полу в Лежаковской халупе сидела румяная барышня, с внушительным бюстом и растекшейся тушью. Барышня испуганно жалась в угол и выразительно, как на сцене, размахивала рукой. Взгляд у нее был затуманенным, но решительным!

Связностью речь красотки не отличалась, как, впрочем, и внятностью. Несмотря на это, сдавать позиции она не спешила. Под стать ей, очевидно, был и собеседник на другом конце провода: игнорируя явную невменяемость девушки, трубку он почему-то не бросал, а продолжал иступленно орать. Кричал он, вероятно, по существу, однако невежливо и бессвязно, перемешивая мат с угрозами.

– Ну, Гриш-ш-шечка, будь феловеком, – блеяла девушка, поправляя, спадающие чулки.

«Гриш-ш-шечка» человеком становиться не спешил, но и прощаться не желал, а когда трубка из рук красавицы выскальзывала, перезванивал и продолжал «общение». Впрочем, не очень походили на людей и остальные участники многодневной тусовки, присутствующие в квартире.

Оголтелым галопом прыгал вокруг взывающей к человечности Дарьи близкий друг героя – Миша Ивушкин. В данной ситуации Ивушкин выступал в роли Павлика Морозова, ибо не только тусовался со злейшим врагом героя и чувствовал себя при этом весьма комфортно, но и полчаса назад собственноручно «слил» вражескому агенту Дарье последний неизвестный ей телефон Чабурадзе.

Попался Миша глупо: не желая являться на работу, пока не будут допиты все имеющиеся в наличии запасы алкоголя, Миша соврал Чабурадзе, что уехал по делам. Однако дела эти все же требовали от врунишки некой отчетности, посему отчитывался он по sms. Внутренним, алкогольно-женским чутьем Дашка уловила: sms Ивушкин строчит Григорию. Краем глаза увидела надпись «Гриша Чабурадзе» и сыграла под дурочку:

– Наверное, про нас пишешь?

– Ну что ты, не про вас, я по работе, – оправдывался с трудом удерживающий равновесие Ивушкин.

– Не верю! – Даша обиженно надула пухлые губки.

– Да на, посмотри! – Ивушкин доверчиво протянул ей телефон. Стоит ли объяснять, что отображающийся во время написания sms номер адресата являлся причиной странного маневра?

Актерская память (пусть и временно погруженная в алкоголь, подобно аквалангисту) Дарью не подвела. Телефон она запомнила, записала и даже, в знак особой признательности, преподнесла Мише дополнительную, собственноручно налитую рюмку водки.

– Ну, против счастья фраера интеллект бессилен! – произнесла она излюбленный тост.

– А кто фраер? – не понял Ивушкин.

– Ну, если лох у нас сегодня – ты, следовательно, фраер – я. За меня! – Дашка издевательски намекала на так легко доставшийся телефон.

– А… – Ивушкин погрустнел и осушил стопку.

Во время вышеописанного телефонного безобразия Миша Ивушкин, прижимая к уху колонку, прыгал по квартире и хорошо поставленным, почти оперным голосом выкрикивал известную песню в собственной, неизвестной интерпретации:

– Три дня и три ночи е. л я телок в Сочи!

– Тише, Миша! Колонку разобьешь! – игриво и пьяно беспокоилась Анжелика-Анжела. – Колонка дороже квартиры стоит! Таких денег, таких-х-х…

Выходило, что квартиру нетрезвая Дашкина подруга оценивала рублей в пятьсот.

– Я тансую, брат! Тансую-ю-ю! – неизвестно к кому, а по факту к Грише Чабурадзе, взывал Ивушкин, продолжая размахивать колонкой.

– Глиш-ш-ша-а-а, ну будь человеком, не будь дураком! – голосила барышня, поправляя совсем неуместные в квартирном бедламе чулки.

– Бр-р-ры-бры-бры, – будто не понимая, что собеседница лыка не вяжет, продолжал орать герой. – В суд подам! Безобразие! Ту хе…ню, которую ты рисуешь, я… я… даже смотреть не буду! Их обученные люди просмотрят! Вы… Вы… бры-бры-бры!

Выходило, что Дашка пыталась добиться от него комментариев по поводу предстоящей публикации своих карикатур в журнале «Мурзилка». Еще она доподлинно знала, что Григорий Зурабович хе…ню видел и даже рассказывал о ее существовании в офисе. Не без затаенной гордости, очевидно…

– Ну ты со, не понимаес… пусть ты там рогатый, но морда-то доблая-я-я и с-с-с… – Слоги перестали складываться у барышни в слова.