Налив в чашку кипятку из чайника, Катя подошла к столу и придвинула к себе Анфисин стул.
— Не садись на ее стул! — суеверно сказала Тося. — Ну ее! Возьми лучше мою табуретку… — Она склонилась над Катей, выпытывающе заглянула ей в глаза. — Ты что сейчас чувствуешь, Катистая? Вроде ты большая-большая, до звезд выросла, да?
— Да отстань ты! Какие там еще звезды? Не умею я про это. Ну, вроде жить интересней стало…
Разочарованная Тося отошла от Кати.
— А мне всегда жить интересно, сколько себя помню. Вот только перед получкой бывает скучновато… — Она вынула из кулька конфету, поднесла ко рту и задумалась. — Девчонки, и почему я, как сюда приехала, все про любовь думаю? Раньше, бывало, разок в месяц вспомнишь, что есть на свете эта самая любовь, да и то после кино, куда до шестнадцати не пускают, а теперь прямо каждый день и без всякого Якова… Надо же: север тут у вас, медведи, а я — про любовь! С чего бы это, а?
— Возраст такой подошел, — сказала Катя.
— Возраст? — У Тоси был сейчас такой вид, точно она вдруг узнала, что незаметно для себя состарилась. — Значит, это у всех бывает? Как будильник натикает — так звонок?
— А ты думала, ты одна такая? — спросила Вера.
— Одна не одна, а все-таки…
Почему-то Тосе не хотелось, чтобы новое ее состояние — тревожное и заманчивое, — в котором она еще и сама толком не успела разобраться, объяснялось так просто. В будничности такого объяснения было что-то обидное, унижающее Тосю в собственных глазах. Будто она и не человек вовсе, а какая-нибудь бессловесная яблоня: календарь показал весну — и, хочешь не хочешь, расцветай!
Катя вытащила из-под койки чемодан в чехле и вынула из него завернутый в розовую бумагу тюль — давно уже по случаю купленный для занавесок, без которых Катя и представить себе не могла семейной жизни.
— Продай нам с Ксаном Ксанычем хоть на одну занавеску, — попросила Надя. — Хоть на коротенькую…
— Он мне и самой весь понадобится, — неуступчиво ответила Катя, озабоченно рассматривая тюль на свет.
— Да ну вас! — оскорбленно сказала Тося. — Заладили: «тюль-мюль»… И это любовь называется! — Она подступила к Кате. — Отдай мою брошку… Да я, когда полюблю, руками взмахну и полечу по воздуху!
— Полететь ты можешь, — согласилась Вера. — Завтра на уроке математики и полетишь! Неужели тебе перед Марьей Степановной не стыдно? Она старается, учит тебя, а ты все ловчишь, списываешь, на подсказке выезжаешь…
— А чего ж тут стыдиться? — искренне удивилась Тося. — Каждый из нас свое дело делает. И потом — Марь Степанна за это зарплату получает!
Вера бессильно развела руками.
— Ну, а самолюбие у тебя есть? — теряя последнее терпенье, спросила она.
— А как же? — опешила Тося. Не хуже других…
— Так что ж ты плевую задачку не осилишь? И вроде не глупая девчонка, а тут — на тебе…
— Это я-то не осилю? — уязвленно спросила Тося. — Эх, мама-Вера, как ты меня понимаешь!
Тося присела на кончик табуретки и стала напористо черкать в тетради. Катя аккуратно сложила свой тюль, упаковала его в розовую бумагу и вернулась к столу допивать чай.
— Что и требовалось доказать! — победоносно сказала Тося, захлопывая задачник.
Вера недоверчиво посмотрела на нее.
— Решила?
— Решила!
— И с ответом сошлось?
— Сошлось…
— А ну покажи.
— Ты что, не — веришь? — поразилась Тося. — А еще подругой называешься! Я вот тебе всегда верю…
— Ты покажи, покажи.
— Надоела ты мне со своими придирками! — зло выпалила Тося. — Все вы мне надоели! Эксплуататорски вы, а не подруги!
— Тоська-а! — предостерегающе сказала Надя.
— И ты туда же! Я и сама знаю, что я Тоська. Я семнадцать лет и два месяца Тоська!.. Если старшего брата нету, так вы думаете, меня поедом есть можно? Вышла из детдома — думала, вздохну свободно, нет, опять оседлали! — Тося качнулась к Наде, спросила язвительно: — Ты-то куда лезешь? Ну, Верку я еще понимаю: ей скоро тридцать стукнет, мужик сбежал, не выдержал ее красоты, своей семьи нету, — вот она и приспособила меня вместо дочки, материнские чувства на мне примеряет… А ты чего?
Вера отвернулась к стене. Надя стремительно шагнула к Тосе и ударила ее по щеке.
— Девчонка! Дура! Чего мелешь?
Тося виновато заморгала, и вся бойкость слетела с нее.
— А что я такого сказала? Нельзя уж и рта открыть, совсем замордовали… — Она подошла к Вериной койке, поправила подвернувшийся уголок одеяла. — Ну вот, уже и разобиделась… Забудь, чего я тут ляпнула, это я так, мама-Вера, нечаянно. И задачку эту решу, чтоб ей сдохнуть! — Передразнила: — «Поезд отошел от станции»!.. А я, может, пароходом хочу плыть, зачем мне этот дурацкий поезд подсовывают?
Катя гулко прыснула в кружку.
— А если там речки нету?
— Канал можно прорыть, очень даже просто!.. Ну, Веруся?
— Иди, глупая, я на маленьких не сержусь.
— Спасибо, Верунька, ты самая-самая!..
Тося преданно поцеловала Веру в плечо, села за стол и распахнула злополучный задачник. Стиснув голову руками, ожесточенно забубнила:
— Поезд отошел от станции ровно в двенадцать часов… — Вскинула глаза над книжкой, прошептала с великим сожалением: — И не опоздал ни на минуту, дьявол!
ПЕРВЫЙ СНЕГ