Дева и плут

— Господи, прости, — пробормотала она на латыни и помахала рукой над его головой.

Глава 10

Выставив локти на стол и подперев щеки кулаками, Доминика сидела в трактире на первом этаже постоялого двора и изо всех сил старалась сдержать зевоту. Рядом дремала, положив голову на руки, сестра Мария, а за нею клевала носом Вдова, уткнувшись подбородком в свой необъятный бюст.

Монастырь, куда сегодня ходила сестра, как и многие постоялые дворы, оказался переполнен приезжими, которые стеклись в город на праздник. Этот постоялый двор под названием «Олень» был уже третьим по счету, куда паломники забрели в поисках свободных мест. Приперев к стенке хозяина — сварливого человечка с круглым брюшком, — Гаррен настаивал, чтобы женщинам выделили отдельную комнату. Джиллиан и Джекин уже куда-то улизнули, не дожидаясь, чем кончится дело, а остальные паломники завернулись в свои балахоны и разлеглись на полу.

В голове Доминики кружились обрывки дневных впечатлений, понуждая ее скорее взяться за перо и переложить истории об Ионе, Иисусе и Ное на понятный людям язык. Гаррен похвалил ее устремление. Для нее это стало добрым знаком — знаком Божьего одобрения, — и весь вечер, пока они обивали пороги постоялых дворов, с ее лица не сходила счастливая улыбка.

Сам Гаррен не улыбался. Когда они вышли из собора, на него напала мрачная задумчивость. Весь день она кружила над ним будто стая черных ворон. Наверное, он сердится оттого, что на его плечи легли заботы об их ночлеге, решила Доминика, наблюдая, как он разговаривает с хозяином.

Будучи на голову выше этого задиристого толстяка, он, тем не менее, ни разу не повысил голос и вообще ничем не выказывал своего физического превосходства. В его мощной фигуре не чувствовалось угрозы. Напротив, когда он притрагивался к ее лицу и поправлял ей волосы, она чувствовала великую нежность, исходящую от его широких ладоней.

И все же этот странный человек нимало не походил на небесного посланника, какими они были в ее представлении. Но ведь ему доверял не только Бог, но и граф. Он поручил Гаррену дело жизни и смерти — доверил нести свое послание. За дневными развлечениями Доминика совсем о том позабыла. Наверное, ему не терпится продолжить путь. Задержка в городе на день — вот еще одно объяснение его подавленного настроения.

Под столом, развалившись поперек ее башмаков, сидел Иннокентий и глодал разбросанные по полу кости. Доминика пошевелила носком, почесывая его живот, и он мигом вскочил на задние лапы и попросился на руки. Она легко подняла похудевшее за время путешествия тельце и посадила к себе на колени.

Когда хозяин по скрипучей лестнице поднялся наверх, Гаррен сел на скамью напротив нее и вытянул под столом свои длинные мускулистые ноги. Его голень задела край ее балахона. Лучше бы он не сидел так близко, но, с другой стороны, где еще ему сесть, если свободных мест больше нет?

Она замерла, боясь шевельнуться и нечаянно задеть его.

Наполнив кружку элем, Гаррен сделал несколько больших глотков.

— У вас будет кровать, — сжато пообещал он. — Сколько бы она ни стоила.

У них с сестрой не было денег на постоялые дворы, ибо ночевать в монастырях и под открытым небом можно были бесплатно.

— Я могу лечь и внизу. Если место в кровати найдется только для одного, пусть его займет сестра, — прошептала Доминика. — Мы вернем вам деньги, когда вернемся.

— Ну уж нет. Спать среди мужчин вы не будете. Я этого не допущу, — отрывисто произнес он и взглянул на Вдову и сестру Марию, которые дремали рядом. — Ни вы, ни они. Деньги у меня есть.

— Я совсем не хочу спать.

Уголок его рта дрогнул.

— Тогда почему вы зеваете?

— Может, я и впрямь немного устала, но такого чудесного стола я не видела с тех пор, как вышла из монастыря. — Доминика провела ладонью по столешнице. Она была не такая гладкая, как наклонные доски для письма в скриптории, зато твердая и плоская. — Будь у меня побольше пергамента, я бы не заснула, пока не описала все-все, что мы сегодня увидели.

Он склонил голову набок.

— И на что потом сгодились бы ваши записи?

— Люди смогли бы прочесть их и узнать, как можно славить Господа через мистерии.

Он фыркнул и отхлебнул эля.

— Люди не умеют читать.

— Некоторые умеют, — ответила она упрямо. — Кто сможет понять написанное, то уверует.

Иннокентий навострил свой холодный и мокрый нос. Кто-то из постояльцев развернул ужин, и в воздухе аппетитно запахло жареной курятиной.

— Малыш, ты что, не наелся? — шепнула она ему на ухо.

— Выходит, если переложить Библию на собачий язык, то Иннокентий тоже уверует?

— Возможно. — Это шутка или испытание? Должно быть, второе, ибо он не улыбался. — Собаки тоже создания Божьи.

— Но у них нет души.

Она заметила, что его глаза торжествующе заблестели. А он умеет вести теологические дискуссии, когда захочет.

— Я знаю. И поэтому они не смогут попасть в рай. — Ужасная несправедливость, если вдуматься. Она будет скучать по Иннокентию в раю. — Будь у Блаженного Августина своя собака, он бы никогда так не написал, — сказала она, зарываясь пальцами в собачью шерсть.